Но даже так, если мы ошибемся, то даже одного из них хватит, чтобы стереть нас в порошок.

— Я выбираю Скрягу, — решил я после небольшого размышления. Для меня не было секретом, что каждый раз, когда Лиан вспоминала Сластену, то практически замирала от ярости. Возможно, подобный ему ублюдок кого-то ей напоминал.

* * *

— Приятно с вами познакомиться. — дружелюбно рассмеялся Хайн, двумя руками пожимая мою руку, от чего я чуть было не потерял свою вежливую маску.

В тот момент, когда его короткие, жирные пальцы сжали мою ладонь, я почувствовал, будто опустил её в кучку ещё теплых нечистот.

— Мне тоже. — выдавил я улыбку, смотря на низенького веселого толстячка перед собой.

Если казначей был высоким и худым, то Сластена словно в пику ему был низеньким и пухлым. Он обладал растущим лишь на макушке пучком черных волос и привычкой делать лицо, будто он вот-вот готов засмеяться.

Если раньше, «любители детей» у меня ассоциировались с усами и толстыми очками, то с этого момента эту роль прочно занял стоявший передо мной человек.

В отличие от Скряги убедить Хайна потратить дорогие кристаллы на его картину оказалось куда проще.

Ради улучшения качества слуги Черного Лотоса разработали специальный крепеж, включающий в себя как мольберт, так и идущие по кругу держатели для кристаллов, частично касающиеся ткани будущего портрета.

И здесь я в полной мере реализовал то, ради чего так долго тренировался. Кроме самого Хайна в комнате присутствовала ещё парочка охранников. Они внимательно следили за тем, что я рисую.

Вот только я с самого начала что-то подобное подозревал. Именно поэтому ещё около года назад я придумал концепт двойной картины. Суть заключалась в том, портрет состоял из двух слоев. На внешнем слое я рисовал то, что заказчик ожидал увидеть.

В данном случае это оказалось могущество и удовольствие. Хайн лежал на богатых подушках, шелковых красных простынях и вкушал лакомства, протягиваемые ему десятками детей слуг. На его лице застыло выражение восторга, а на лицах детей было обожание.

Как и другие мои работы она была частично анимирована, от чего Хайн то и дело менял блюда, пробуя то ту, то иную сладость.

Но за первым слоем имелся второй. Работать над ним приходилось в строжайшей тайне. Если год назад, я этого ещё не умел, то с ростом уровня и после просветления у Гора я понял, что движения кисти для меня не более чем костыли.

Фактически, имейся краска, то мне хватило бы просто коснуться кистью холста, чтобы начать рисовать.

И прямо сейчас движущаяся под покровом тьмы краска рисовала вторую картину. Так как концентрировать внимание одновременно на двух работах было тяжело, то я сначала почти закончил внешнюю, а затем делая вид, что дорисовываю мелкие штрихи, принялся за работу над второй.

Окружившие мольберт крупные кристаллы ярко светились, отдавая всю свою энергию. Но никто не подозревал, что вся их мощь идёт совсем на другую работу.

И здесь я полностью снял контроль со своей силы, позволив ей творить то, что она так любит и умеет. Мне совершенно не было жаль, позирующего мне ублюдка. Более того, я хотел бы чтобы он страдал, как страдали все те бесчисленные жертвы и их родители, способные лишь наблюдать, как их жизни не более чем насмешка в глазах старого монстра.

Корень духа в моем теле корчился и извивался от наслаждения. Я чувствовал, как мне даже не стоит медитировать, чтобы совершенствоваться, ведь именно сейчас это и происходит.

В тот самый момент я и моя сила были в полной гармонии. Нас не заботили вопросы человеческой морали и ограничения, сомнения и запреты

Мы хотели нарисовать мир кошмаров и позволить всем на него взглянуть.

* * *

Исай вновь, как и прежде вытащил руку из-под одеяла и проверил здесь ли его картина.

Сам он, как и сотни других практиков, был не более чем слугой в секте Черного лотоса. Его таланта и духовного корня хватило лишь на то, чтобы к тридцати годам добиться лишь ранга претендента. Тем не менее Исай считал, что даже так это была хорошая сделка.

Что его ожидало, останься он обычным крестьянином? Тяжелая работа, опасная, невыносимая жизнь и постоянный риск оказаться на лабораторном столе одного из могущественных членов Лотоса.

Теперь же его жизнь что-то да стоит.

Когда им всем сообщили, что их посетил некий знаменитый Художник, Исая это не сильно заботило. Куда больше его волновало тяжелое положение секты после гибели большей части старейшин и главы. Он буквально видел, как завтра на них нападают члены другой секты и вырезают их всех подчистую.

А Исайя очень хорошо знал, как это бывает, так как и сам участвовал в чём-то подобном, когда секта Черного Лотоса вырезала или подчиняла своей воле мелкие секты вокруг.

Вот только теперь они были слабы, а это значит, что те, кого они обижали, придут, что забрать от них свой кусок плоти.

Именно поэтому, когда по секте прошел слух, что Художник собирается рисовать портреты не только для старейшин, но и для воинов с претендентами, Исайя понял, что это его шанс.

Слухи о ценности подобных картин лишь подтвердили его план побега. Исайя прекрасно знал характер Кая Скряги, поэтому не питал иллюзий, что он сумеет долго хранить подобную ценность от жадного возвышенного.

Следовательно, он уже начал прикидывать куда и когда стоит бежать, дабы впоследствии продать картину и на полученные деньги до конца своих дней жить припеваючи.

А чтобы ничего не случилось с его картиной, он ни на минуту с ней не расставался, постоянно храня ту рядом с собой. В целом же, так делали и многие другие, пока Художник тратил дни напролет рисуя одну картину за другой.

Положа руку на сердце, Исайя был бы счастлив присоединиться к столь талантливому мастеру, чтобы работать его слугой. Но он прекрасно понимал, что жалкий претендент никому не нужен.

Тем обиднее было, что Художник тоже был претендентом! Да его уровень был чуть выше, но нечестность их жизни наполняла сердце Исайи черной злобой.

Почему кто-то получает всё, а другие всю жизнь живут без ничего? Где справедливость? Будь воля Исайи, то он с огромным наслаждением смотрел, как будет корчиться этот художник. Как он мучается и просит о пощаде, которую никогда не получит

Сонные мысли практика начали закручиваться и тускнеть. Он уже не видел и не чувствовал, как его рука, что продолжала лежать на картине, уже частично растворена, а по кровавому булькающему обрубку вверх поднимаются черные щупальца, всё глубже проникающие в плоть человека.

Спустя ещё десять минут, покрытое вздувшимися буграми и черными проплешинами тело медленно начало подыматься с кровати. Точно так же поступали и другие практики, что посчитали хорошей идеей спать вместе с подаренными им «рисунками»

Работающий над подобными картинами Художник, посчитал, что было бы настоящим упущением больше никогда не использовать опыт создания Безымянной. И хоть без прорыва на следующий ранг он больше не мог создать чего-то столь же ужасающего, но даже ослабленных копий было более чем достаточно, чтобы привнести в этот мир капельку истинного кошмара.

* * *

Работающий до поздна Кай откинулся на кресло и позволил своим мыслям чуть блуждать. Невольно его взгляд зацепился за висящую на самом видно месте кабинета картину.

Единственное хорошее, что вообще произошло с Черным Лотосом за последнее время. Словно кто-то их проклял, неприятности сыпались на секту, словно из рога изобилия.

Мысли казначея вновь остановились на картине и, не выдержав, он раздраженно встал из-за рабочего стола и прошел к стене. И как это и бывало прежде, чем дольше он вглядывался в полотно, тем спокойнее и упорядоченнее становились мысли.

В который раз Кай восхитился талантом этого слабака. Воистину его понимания дао своего корня духа была на совсем другом уровне, раз он мог со столь слабым рангом, творить такие шедевры.

Как он знал, похожим путем шли монахи. Они не пытались что есть сил расти в рангах, больше концентрируясь на понимании дао и своих тел.

На картине