Хьюго продолжал свои ночные раздумья под тихое стрекотание кузнечиков. Неужели теперь ему придется принять эту пугающую реальность? Смириться с тем, что байки, о которых он слышал такие же настоящие, как и он сам? Значит взрослые не просто так их рассказывали непослушным детишкам. Получается, что родители читали своим отпрыскам эти жуткие истории и при этом сами испытывали трепет и ужас. Интересно, как же эту данность принял Тоден? Осознал ли его друг безобразное безумство бренного мира?

— Что, не спится?

Хьюго обернулся. Юлиус Оду стоял за спиной держа руки на широком кожаном ремне.

— Кошмары… — ответил парень, подкидывая веток в огонь.

— Лично я предпочитаю разок другой принять перед сном, — Юлиус сделал характерный жест, стукнув пальцем по горлу. — Тогда спишь, словно божья благодать упала.

Юлиус подошел ближе к костру и уселся напротив Хьюго прямо на сырую землю.

— Что же тебе приснилось?

Сперва Хьюго засомневался: стоит ли все рассказывать этому своенравному человеку? К тому же сон вышел весьма непонятным и в каком-то смысле даже бредовым. Хоть Хьюго и привык к тому, что его называли сумасшедшим или выдумщиком, но вновь давать повод для издевок он не собирался. Однако Юлиус смотрел на него серьезным испытующим взглядом.

Что ж, во всяком случае он ничего не теряет. И Хьюго быстро пересказал Юлиусу тревожный сон. Как ни странно, но тот принял рассказ юноши серьезно, без каких-либо насмешек. Хьюго это немного успокоило, и парень вновь обратил взор на пламя.

Он завороженно глядел, как танцуют оранжевые языки. Это расслабляло и даже радовало юношу. Однако, что-то ему мешало. Хьюго чувствовал эту назойливую напасть, но разгадать ее все же не мог. Тогда он отвел взгляд от костра и посмотрел в ночную тьму, затем перевел взгляд обратно на костер. Языки все также плясали, но размывались, словно парень смотрел на них через стеклянную бутылку. И вот, Хьюго резко осознал, что именно не так. Пламя костра мутным пятном расплывалось в правом глазу.

— Вот только… — добавил Хьюго, потирая глаз. — Зрение у меня хуже стало. Словно туманом заволокло.

Юлиус все также невозмутимо смотрел на Хьюго. Быть может и мелькнула в глазах искорка сочувствия, но парень ее не заметил.

— Был бы кто поблагороднее на моем месте — сказал бы, что такова плата за дар. Но я скажу просто: не повезло.

И Хьюго все же увидел в темных глазах это сочувствие. Вернее, простое смирение, когда ты понимаешь, что ничем не можешь помочь человеку, а потому просто молчишь без лицедейской маски сочувствующей печали на лице. Парень заметил его. Хмурый взгляд, уставшего от всего, человека. Непонятно почему, но Хьюго захотелось продолжить разговор.

— Культ Вепря…Откуда это название?

— Я могу тебе пересказать лишь то, что сказали однажды мне, — Юлиус пригладил свои черные усы. — Давно боги ходили по земле и состязались друг с другом в величии и могуществе. А на людей им было наплевать. Не ровня мы им. Это понять, конечно же, можно. Только вот под горячую руку богам как раз люди и попадались. Много есть древних писаний, какие мы испытывали беды от богов, но я их не читал и не видел. Так вот, лишь один бог встал против своих братьев. Йоль. Этот бог являлся в обличии вепря. Он увел всех людей в леса, где сила и власть его были могущественны. Стоило какому-нибудь богу сунуться в лес, как вепрь являл ему свой гнев. Ну, а потом, боги оставили людей в покое. Вместе с ними ушел и вепрь. После, появились те, кто стал изучать искусство борьбы с нечистью богов. Их стали называть тропарями.

Юлиус хохотнул. Лицо его исказила ухмылка.

— По мне так неплохая байка для сельских детишек, — сплюнул он.

Да, рассказ и впрямь выглядел интересной легендой, но грянувшие недавно события заставляли Хьюго почтительно отнестись к услышанной истории. Как теперь отсеивать правду от вымысла? В пророческое значение своих снов он тоже долго отказывался верить, пока не сгорела Месалина. Эх, был бы сейчас рядом Ульдур, человек обладавший великим знанием, которого сам он боялся до самой смерти… Наверняка великий путешественник знал историю Культа Вепря.

— Ну и как же вы боретесь с нечистью? — продолжал расспрашивать Хьюго.

— А как придется, — спокойно ответил Юлиус. — Во многих случаях, конечно, необходим язык Древних богов. В иных — острый клинок и солдатская выдержка.

— Язык Древних…

— Ну, заговаривать надо, — отмахнулся Юлиус. — Но я в стариковских скороговорках не шибко силен, поэтому полагаюсь больше на сталь.

С этими словами воин похлопал рукоять меча, что выглядывала из-за пояса.

— А ты, как я погляжу, в солдаты не пошел? — спросил аккуратно Юлиус, смягчая свой грубый хрипловатый голос.

— Я? — заморгал Хьюго. — Нет. Я не такой как Тоден. Отец хотел, чтобы я лекарем стал или ремесло его перенял.

— Каким же ремеслом владел твой отец?

Хьюго тяжко вздохнул.

— Он торговал травами и специями, простой бакалейщик.

— Знаешь малец, за свою жизнь я понял, что опасаться больше следует тех, кто владеет словом и знанием, а не мечом.

— Ну, как мне кажется, умирают больше от мечей, нежели от слов, — возразил Хьюго.

— Это как сказать, — задумчиво произнес Юлиус. — Порой, несколько слов одного человека, могут заставить идти в бой тысячи мечей.

Хьюго задумался. А ведь прав Юлиус. Причем все его слова имели вес тяжелого жизненного опыта, что подтверждали шрамы на руках и шее, ссадины на лице, да и вообще угрюмый усталый взгляд. Только сейчас Хьюго разглядел этих людей. Он полагал, что Культ Вепря — это общество сродни великим орденам или императорской армии, где царят почтение к старшим и субординация. Но оказалось, что это лесной лагерь простых замученных жизнью людей. Таких людей, которые преданы своему долгу, таких, которые пожертвовали своим личным ради других. И Юлиус Оду был одним из них, несший за плечами свое нелегкое прошлое. Кроме того, Хьюго отметил в этом человеке сильную черту. Юлиусу было наплевать на все беды и невзгоды, которые окружали его. У него была храбрость и стальные нервы. Но что могло закалить такого человека?

— Пойдем малец, — махнул рукой Юлиус, вставая с земли. — Покажу кой чего.

С небольшой опаской Хьюго все же поднялся и последовал за тропарём.

Они миновали несколько домов, возле которых висели лампы, затем свернули в темную рощицу, где среди невысоких дубков стояла лишь одна хижинка. Густые заросли папоротника закрывали чуть ли не половину постройки. Подойдя к крыльцу, Юлиус Оду зажег висевшую на дверном косяке лампу и пригласил Хьюго зайти.