Элейн уже слышала истории о том, что иногда генерал вызывает своеобразные ощущения у людей. Такие, что те представляют себя в темной пещере наедине с разъяренным тигром.

— Его глаза, — вспоминала фрейлина. — В их глубине скрывалось что-то нечеловеческое и… совсем недоброе, моя принцесса.

— Недоброе?

Девушка кивнула.

— Не такое “недоброе”, как у городских разбойников или дорожных бандитов. А другое… Как если бы он искал охотника, ранившего его копьем. Вот такое недоброе. — Фрейлина посмотрела на свой инструмент.

После той встречи они больше не могла слушать песни о генерале, но именно эти песни теперь делали ее женщиной, облеченной властью. Именно благодаря им она могла не воровать еду, одевалась в лучшие одежды и носила изысканные украшения.

Красавицы дворянки, раньше не обратившие бы на нее ни малейшего внимания, теперь искали ее общества, льстили и заискивали. Делали все, чтобы через фрейлину снискать хоть немного фавора принцессы.

— Все люди гуляли и веселились, — продолжала фрейлина, — а генерал… он охотился.

Элейн отвернулась к окну. Она слышала эти шепотки о том, что генерал Хаджар разрушил замок генерала Лаврийского и убил его владельца. Но даже это не могло пошатнуть сердце Элейн.

Принцесса смотрела на далекие горы. Туда, откуда дул северный ветер, принося с собой живительную прохладу.

Где-то там, среди снегов и камней, сражался генерал, чье имя вселяло в сердца людей решительность. На каждом углу в столице, в каждой таверне и кабаке о его подвигах и доблести пели песни. И люди порой шептались, вспоминая какого-то другого Хаджара. Они говорили, что боги забрали у них принца, но подарили генерала.

Увы, Элейн, никогда не покидавшая пустынного дворца, ничего об этом не знала. Любые упоминания о принце Хаджаре были запрещены королем. И даже фрейлина, знавшая об этих шепотках, не смела упомянуть убиенного, законного наследника престола.

— Расскажи мне еще, — вздохнула Элейн.

В это же самое время, когда две девушки общались в высокой башне, во дворце шла еще одна беседа. Правда, в отличие от предыдущей, она проходила во тьме и сырости подземных казематов.

С факелом в руках Примус сидел напротив прикованной к стене старухи. В многочисленных язвах и волдырях, лысая, лишенная части пальцев и с выдранными из тела кусками плоти, она мало походила на человеческое создание.

У нее не было большинства зубов, а те, что остались — были сточены едва ли не по самые десны. Из пустых глазниц текли гнойные струйки.

— Почти пятнадцать лет пыток, няня. — Примус скучающе подпирал подбородок рукой. — Большинство мужчин не вытерпели бы и десятой части от этого срока.

— Мужчины, — раздался хриплый, каркающий голос. — Вы умеете только кричать, но никак не терпеть.

— И сколько же ты еще будешь терпеть? Всего одно твое слово, няня. Только скажи мне, где находится меч короля, и я подарю тебе долгожданную смерть.

Тело забилось в цепях, а из истерзанной глотки вырывались звуки, мало похожие на смех. Но все же именно им они и были.

— Подаришь мне смерть, Примус? Мне?! Нет, подлый ты мальчишка! Это не ты мне подаришь смерть. Это я буду танцевать на твоих костях и греться в пламени твоей горящей плоти! — Она хрипела и стучала затылком о стену, оставляя кровавые разводы. Безумная старуха. — Он идет, Примус. Я слышу его. Я вижу его глаза. Глаза зверя! Зверь придет за тобой, цареубийца! Он сожрет твою душу и выпьет мозги из твоих костей! Ха! Ха-ха!

Примус покачал головой и вышел вон из темницы.

Возможно, его палачи переусердствовали и теперь он уже никогда не узнает, где находится древний артефакт, оставленный основателем Лидуса. Первым его королем.

Выйдя на поверхность, Примус посмотрел на далекие развалины замка. Поросшие травой и скрытые за молодыми деревьями, они напоминали ему о содеянном. Но за пятнадцать лет он ни разу не слышал новостей о принце. И даже если тот и выжил, то что ему может сделать беспомощный калека.

Глава 125

Хаджар шел сквозь снежную пелену. Времени на счетчике нейросети оставалось еще достаточно. Дух действительно каким-то непостижимым образом смог заморозить, казалось бы, неприступную реку времени.

В такой буран нормальный человек уже давно бы заблудился или и вовсе превратился в сугроб. Хаджар же ориентировался по мерцающей красной стрелке. Именно таким образом работал “компас” нейросети.

Каким образом у нее получалось вычислять направление в такую погоду, Хаджар не знал. Сам он не мог разобрать пальцы на вытянутой вперед руке. Настолько сильным был ветер и настолько плотным оказался снежный полог.

Но в какой-то момент погода резко успокоилась. С очередным шагом Хаджар буквально вывалился из бурана. Тот все еще продолжал яриться где-то за спиной, а сам Хаджар стоял посреди спокойного и величественного ущелья. Перед ним возвышались три каменных столба с синими рунами на них. Они обозначали вход в шестой павильон, а буран удерживали волшебные заклинания и щиты.

Там, за столбами, стояла среди высокой травы Сера. Она смотрела на закутанную в белые одежды фигуру.

Хаджар отряхнул снег с плеч и содрал ледяную корку с лица. Было больно, но он не вскрикнул и не застонал. Лишь как можно шире улыбнулся Сере. Та, закрыв ладонями рот, упала на колени и затряслась в беззвучных рыданиях.

Это слезы были одновременно и от радости, и от облегчения.

— Все в порядке, Сера. — Хаджар стянул белый плащ и, отбросив его в сторону, поднял леди на ноги. — Пойдем. У нас мало времени.

Вместе они прошли через весь лагерь. Воины, несмотря на поступок Хаджара, все так же и, пожалуй, даже с большим уважением приветствовали его. Они били кулаками в груди и вытягивались по струнке, а в их взглядах читались гордость и уважение.

— Генерал Хаджар, — звучало со всех сторон. — Генерал!

Пройдя через подготовленный для тренировок плац и миновав десяток расставленных для раненых палаток, они вошли в богатое двухэтажное здание. С прошлого посещения “медики” Хаджаром здесь убавилось количество стонущих и кричащих от боли солдат. И, судя по не самым счастливым лицам ученых и лекарей, большинство из них им не удалось спасти.

Об этом говорили груды желтых и красных бинтов и запах гари. Постельное белье за умершими здесь было принято сжигать. Не столько ритуальный обряд, сколько санитарный. Гной и кровь