Шрифт:
Закладка:
— Мужун Фу, — медленно произнесла она. — Юйянь выросла в Доме Камелий, и незнакома с людским коварством. К сожалению, ты нравишься ей, и в глазах ее, обращенных на тебя, красное становится зеленым, а двоедушие — искренностью. Но я вижу тебя насквозь, — женщина криво улыбнулась. — Кто не знает про собрание книг о боевых искусствах, что хранится в Ласточкином Гнезде? Ты любишь хвалиться его богатством. Однако же, твое Хранилище Хуаньши никак не сравнится с моей Нефритовой Пещерой Ланхуань, ни количеством книг, ни их редкостью и разнообразием. Неудивительно, что ты сбиваешься с ног, пытаясь угодить мне, — смерив молодого мужчину насмешливым взглядом, она продолжила:
— Тебе, с твоими скудным умишкой и отсутствующим талантом, нечего и надеяться заполучить мои знания.
— Мама, — робко произнесла Ван Юйянь. — Может, вам не стоит быть столь строгой к своему племяннику?
— Строгой? — презрительно скривилась госпожа Ван. — Я еще снисходительна к этому самодовольному юнцу. Есть ли хоть что-нибудь в семье Мужун, что лучше принадлежащего семейству Ван? Конечно же, нет! Но этот жалкий пустомеля, — она с пренебрежительным видом кивнула в сторону наследника Мужунов, — получив свою толику славословий от вольных странников, мнит себя великим. И вы, — она обратила недовольный взгляд на стоящих на пристани воинов. Те невольно поежились.
— Сотни лет прошли со времени падения царства Янь, но вы всё потворствуете пустым грёзам этого глупца о его возвращении! Вы все, — широким жестом обвела она четверку мужчин, — тратите свою жизнь на прислуживание никчемному наследнику павшей династии, обманывающему себя и вас бесплодными мечтаниями! Это ли не смешно?
— Тетушка, — со спокойной твердостью ответил Мужун Фу. — Вы — моя старшая, и вправе делать мне замечания, но знайте, — в его голосе зазвучала железная твердость, — никто не может очернять имя Мужунов, и достигнутое ими за много сотен лет трудов. Вернет царство Янь свои земли и подданных, или нет, неизвестно, но одно верно — всякие праздные чужаки не имеют права судить нас, — Ли Цинло возмущенно округлила глаза, услышав эту отповедь. Мужчина же и не думал останавливаться.
— Знай свое место, тетушка, и держи свои досужие мысли при себе, — гордо закончил он, глядя женщине в глаза. Та с ошарашенной улыбкой покачала головой, но не сказала в ответ ни слова.
— Сейчас же пойдем со мной, — отвернувшись от наследника Мужунов, холодно бросила она Ван Юйянь, и требовательно протянула к ней руку. Девушка, бросив на нее грустный взгляд, шевельнулась было в ее сторону, но не успела сдвинуться с места — внезапно, Мужун Фу шагнул вперед, вставая между матерью и дочерью.
— Юйянь — взрослая девушка, и может решать за себя, — его голос вновь звучал спокойно и вежливо. — Почему бы не спросить ее, чего хочет она?
— Я говорю со своей дочерью, и не нуждаюсь в чьих-либо глупых советах, — процедила госпожа Ван. — Сейчас же уйди с моей дороги.
— Она сбежала из дома из-за меня, прибыла в мое поместье по своей воле, и остается здесь по собственному желанию, — не обратил внимания на ее слова наследник Мужунов, говорящий все тем же почтительным тоном. — Может, вы все-таки выслушаете ее? — глаза женщины полыхнули злостью, но прежде, чем она успела бросить в мужчину очередное ядовитое слово, в беседу вмешалась Ван Юйянь.
— Мама, — просительно заговорила она. — Братец Фу — сын вашей сестры. Откуда в вас столько ненависти к нему? И что плохого… — она на мгновение запнулась, но решительно продолжила:
— … В том, чтобы я погостила у двоюродного брата? — госпожа Ван молчала, закаменев лицом.
— Значит, ты на его стороне, — сухо промолвила она. — И против собственной матери. Верно говорят в народе — дочь рождается, чтобы покинуть семью, — она горько усмехнулась. — Ты всерьез хочешь остаться с ним?
— Я не хочу провести в Доме Камелий всю жизнь, — заговорила Юйянь, поначалу неуверенно, но, с каждым словом, ее голос звучал все тверже. — Я не хочу всю жизнь читать книги и любоваться цветами. Я хочу общаться с друзьями, и, — она бросила смущенный взгляд на стоящего рядом Мужун Фу, — быть рядом с любимым, — ошеломленная собственной храбростью, она на миг умолкла, часто дыша и алея щеками, но все же закончила, горячо и искренне:
— Я хочу увидеть мир, мама, хоть это и может быть опасным, и хочу прожить свою жизнь по-своему.
— Вот какую дочь я вырастила, — хрипло проговорила Ли Цинло. Ее глаза влажно блестели, а левая рука, ранее поглаживавшая богато украшенную рукоять меча, крепко вцепилась в подол халата, комкая тонкий шелк. — Дочь, что отказывается от матери ради никчемного юнца, — тяжело вздохнув, женщина продолжила безжизненным голосом:
— Хорошо же. Оставайся со своим возлюбленным, сколько захочешь. Не смей больше возвращаться ко мне, — девушка беззвучно охнула, замерев без движения. Госпожа Ван, договорив эти горькие слова, обернулась к Мужун Фу, и в глазах ее зажегся недобрый огонь.
— Что до тебя, — выплюнула она, — посмотрим, что будет с тобой и твоими глупыми мечтаниями, — она резко развернулась, и широкими шагами прошла обратно к лодке. Взойдя на борт, она отдала своим спутницам короткую команду, и ее судно медленно отчалило от пристани, подталкиваемое шестами служанок.
— Мама! — отчаянно закричала Ван Юйянь. — Мама! Постой! — ее очередной вопль прервался громким всхлипом. Ли Цинло даже не обернулась на голос дочери. Мужун Фу, печально вздохнув, обнял плачущую девушку за плечи, и увел в дом.
* * *
Ван Юйянь раздраженно захлопнула книгу, и отбросила ее прочь. Сегодня, стихи Ли Бо не вселяли в ее душу обычного успокоения — оставшись одна в своей комнате, наедине с собой, она, помимо воли, то и дело возвращалась мыслями к жестоким словам матери, что та сказала перед уходом. Мысли о них снова и снова касались сердца Юйянь ледяными уколами страха за себя и свое будущее, и ядовитой горечью сомнений.
Тогда, после расставания