А дальше началось нечто. Зрелище тяжёлое, но необходимое. Я малость смухлевал и децимацию в чистом виде, конечно, не стал устраивать. Боярских сынов разбивали на десятки, старясь разделить родственников и близких друзей. Саму чёрную метку кому следует подсовывали, я всё же не злодей отца с сыном сталкивать, да и раненых добивать не комильфо. В процессе многие не выдерживали, ломались, падали на колени скулили аки псы побитые. Были и те, кто мужественно себя вёл. Когда в клетку вывели первый десяток, руки воям развязали, поставили дубинки с булавами и положили на столик десяток бумажек, одна из которых была с черепом. Рында поставил минутные песочные часы, но, никто из приговоренных не решался тянуть лотерею.

— Грамотки берите. Ежели не успеете, аки песок ссыплется, — я махнул рукой. Стрелки, взведя арбалеты, навели стальные болты на бояр, — усе сгинете! Время пошло!

Под угрозой расправы бояре расхватали листки быстро, но едва дело дошло до казни молодого воя, что стоял ни жив ни мёртв, стушевались. С сожалением проводив последние песчинки кивнул арбалетчикам. Стальные тетивы зазвенели, отпуская тяжелые болты в короткий полёт. Минуты не прошло и весь непокорный десяток был утыкан болтами словно ёж иголками. Ещё не стихли крики умирающих, а я снова подошёл к клетям с полоном.

— Думаете шуткую? Око за око, зуб за зуб! Второй раз повторю. Ежели кто убивать не будет, поляжет весь десяток. Вам решать, кому жить, а кому умирать. Вытаскивайте мертвых, — обратился уже к дружинникам. — И следующих в клеть заводите.

Истыканные болтами тела оказали живительное действие и с прочими «проигравшими» товарищи по боярскому расправлялись быстро и жёстко. Песок и до половины не успевал уйти, как дело было закончено. На седьмом десятке проигравший дородный мужик первым схватился за булаву и пока его «палачи» варежку разевали оприходовал добрую половину своего десятка. С оставшимися у него завязался тяжелый бой, где огромный, словно медведь боярин показывал чудеса изворотливости. Он был тяжело ранен, левая рука перебита, на правую ногу прихрамывал… Пощадил его, такую волю к жизни не везде увидишь. Следующая заминка вышла уже на девятнадцатом десятке. Кучерявый парень, который вытащил череп, побледнел, а косматый, дюжий мужик бросился наперерез, закрывая паренька своим телом.

— Князь! — истошно закричал он. — Богом прошу не губи! Племенник сие мой! Дозволь заместо него смерть принять. Не смогу сестре опосля в глаза смотреть.

Я, повернувшись посмотрел на Радима, а тот лишь пожал плечами. Бывает мол, ошиблись. Встав, подошёл к клетке и убрав часы показал наказанным чтобы отошли. После подозвал смелого мужа.

— Сродственника спасти дело богоугодное. Кто таков?

— Суздальский боярин Козьма Ярунович.

— А не убоишься смерть лютую принять, Козьма Ярунович. Уверен?

— Хошь на крови поклянусь, хошь на кресте! От чистого сердца сие, без умысла дурного, — взмолился он в ответ.

— Коли так, быть посему, — и я собрался отойти.

— Постой, князь, — Козьма прильнул к клетке. — Есм у меня кой чего, за што и свою жизнь выкупить.

— Говори, — я усмехнулся, — тако и быть, послушаю твои байки.

— Не байки то! Скажу, да не тута. За сие весь род мой под корень пустят, — добавил он шёпотом. — Князь, ну что ты теряешь? Ежели совру, азм в твоей власти. Уморить меня завсегда успеешь.

— И то верно. Вот что, Кузьму с племянником ко мне ведите. Прочих в сторону и последних заводите. Не тяните. Сказал я стражникам.

Дождавшись окончания децимации, набрался вина и отправился в шатёр. Разговаривать более не хотел, слишком тяжёлым выдался этот день. А Кузьму всё же вызвал. Поначалу думал боярин изворачиваться будет, дабы казнь отсрочить. А на дале персонаж сей поведал эксклюзивную информацию, что владимирские бояре схватили кнжича Фёдора Александровича, сына убитого в Орде великого князя тверского Александра, и с женою, тайно везут в Москву, через Переяславль. И вроде как везут их по нашей дороге.

Информация ценная, но нужна ли она мне вообще? Торговаться с Даниловичами обменивая жизнь князя на нужные города я пока не готов. Мутить против Москвы заговоры, сейчас? Нет, не в моём положении. С другой стороны, попади Тверской князь к Семёну Ивановичу в руки участь его будет предрешена, это и ежу понятно. А что, если упрятать хорошо до поры, до времени. Увезу его Европу, будет мои интересы представлять, а года через три глядишь и пригодится… Позвал Радима, посовещались и решили брать. При наличии подзорной трубы проверить слова боярина легко, а если всё подтвердится, обставить дело как нападение татей труда нам не составит.

Наутро, выживших сынов боярских отпустил сознательно, понимая, какая буча после случившегося начнётся. И не только в мою сторону прилетит, я хитрым ходом меж бояр вражду посеял кровную. Ведь кто кого убивал известно и запротоколировано, а я схитрил, подсовывая чёрные метки нужным людям. Листки все номерные и вой брал лишь тот, что перед ним положили. А как иначе? К чему кровников лишний раз плодить. Пусть лучше бояре меж собой враждуют. Броню и коней себе оставил. Не настолько я богат, чтобы такими вещами разбрасываться. Захотят выкупят, а нет, найду куда это добро пристроить.

Оставив в засаде отряд Радима, двинулся к Москве и спустя три дня вышёл к селу Яузское Мытище, где воочию увидел «плоды» своих дел — тысячи и тысячи несчастных босых людей в обносках, связанных веревками в длинные, уходящие за горизонт «нити» живого товара. Товлубий с князьями всю зиму 1340 года грамотно «обезжиривали» Смоленское княжество. Полон собирали в крупных городах и сёлах пережидая морозы, а по весне, отдельными отрядами гнали к Москве. Дело транспортировки полона за сто лет монголами было поставлено на широкую ногу, загодя запасали провизию. Женщин, детей и мужчин разделяли по физическим данным и даже особые лекарские палатки имелись. Человек товар дорогой, а главный воевода хана Узбека умел считать своё серебро.

Караваны пленных подходили к огромному лагерю Товлубия, разбитому на правом берегу Яузы, с разных концов. Ни конца ни края. Плач женщин и детей, удары кнутов надсмотрщиков, запах крови и нечистот создавали удушливую, нездоровую атмосферу. Небольшая речка была полна малых ладей. После отдыха, полон свезут на Москва реку, где посадят на большие насады, что отправят на рынки рабов по всей Золотой Орде. Словно голодные волки кружились округ шатров татарских мурз десятки богато