Он провел меня в кабинет и уселся за письменный стол. На нем лежала толстая стопа желтой бумаги, вся исписанная. Я повесил пиджак на стул и сел на диван.

— Спасибо, что приехали, Марло. Выпьете?

У меня на лице появилось выражение, какое бывает, когда вам предлагает выпить алкоголик. Я сам это почувствовал. Он ухмыльнулся.

— Я пью кока-колу, — сообщил он.

— Понятливый вы, — сказал я. — Мне тоже сейчас не хочется. Выпью с вами кока-колы.

Он нажал на что-то ногой, и вскоре появился Кэнди. Вид у него был угрюмый. На нем были голубая рубашка, оранжевый шарф и никакой белой куртки.

Двухцветные черно-белые туфли, элегантные габардиновые брюки с высокой талией.

Уэйд велел принести кока-колу. Кэнди пристально взглянул на меня и удалился.

— Книга? — спросил я, указывая на исписанную кипу.

— Ага. Дерьмо.

— Да ладно вам. Сколько сделали?

— Почти две трети накропал. Чертовски мало. Слыхали, откуда писатель узнает, что он выдохся?

— Ничего про писателей не слыхал. — Я набил трубку.

— Когда начинает для вдохновения перечитывать свою прежнюю писанину. Это точно. Здесь пятьсот страниц на машинке, больше ста тысяч слов. У меня книги толстые. Читатель любит толстые книги. Эти кретины думают, чем больше слов, тем лучше. Не решаюсь перечитать. И наполовину забыл, что я там насочинял. Просто боюсь взглянуть на собственную работу.

— А выглядите хорошо, — заметил я. — Прямо не верится. Вы, оказывается, сами не знали, какая у вас сила воли.

— Сейчас мне нужна не сила воли. Мне нужно такое, чего волей не добьешься. Вера в себя. Я писатель-неудачник, который потерял веру. У меня прекрасный дом, прекрасная жена и прекрасная репутация на книжном рынке. Но ни самом деле я хочу одного — напиться и забыть.

Он потер рукой подбородок и уставился перед собой.

— Эйлин говорит, я пытался застрелиться. Это правда?

— А вы не помните? — Он покачал головой.

— Ни черта, помню только, что упал и разбил голову. А потом очнулся в постели. И вы рядом. Эйлин что, позвонила вам?

— Ага. Она вам не сказала?

— Она всю неделю не слишком разговорчива. Наверно, ей уже вот докуда дошло. — Он приставил ладонь к подбородку. — Спектакль, который Лоринг здесь устроил, тоже сыграл свою роль.

— Миссис Уэйд сказала, что ей это все равно.

— А что ж она еще может сказать? Между прочим, это все выдумки, но она, наверно, мне не верит. Этот парень патологически ревнив. Стоит посидеть с его женой за выпивкой в уголке, немножко посмеяться, поцеловать ее на прощанье, как он тут же решает, что вы с ней спите. А причина в том, что он сам с ней не спит.

— Что мне нравится в Беспечной Долине, — заметил я, — так это, что все здесь живут благополучной, нормальной жизнью.

Он насупился. Тут открылась дверь, вошел Кэнди с двумя бутылочками кока-колы и налил стаканы. Один он поставил передо мной, не удостоив меня взглядом.

— Ленч давай через полчаса, — сказал Уэйд, — а где у нас белая куртка?

— Выходной у меня, — ответил Кэнди с каменным лицом. — Я не кухарка, босс.

— Ничего, обойдемся холодной закуской или сандвичами с пивом, — сказал Уэйд. — У кухарки тоже выходной, Кэнди. А у меня друг пришел на ленч.

— Думаете, что он вам друг? — презрительно осведомился Кэнди. — Жену свою спросите. — Уэйд откинулся в кресле и улыбнулся.

— Придержи язык, малыш. Тебе у нас неплохо живется. Часто я прошу одолжений, а?

Кэнди смотрел в пол. Через секунду поднял голову и усмехнулся.

— Ладно, босс. Надену куртку. Наверно, будет ленч. — Он бесшумно повернулся и вышел. Уэйд смотрел, как за ним закрывается дверь. Пожав плечами, взглянул на меня.

— Раньше мы их называли прислугой. Теперь зовем помощниками по хозяйству. Интересно, когда мы начнем подавать им завтрак в постель. Слишком много я ему плачу. Избаловался.

— Платите за работу или за что-то еще?

— За что, например? — резко бросил он.

Я встал и передал ему сложенные желтые листы.

— Прочтите-ка. Очевидно, вы не помните, что просили меня это разорвать. Они были на машинке, под футляром.

Он развернул желтые странички, откинулся и стал читать. В стакане шипела нетронутая кока-кола. Читал он медленно, хмуро. Дойдя до конца, снова сложил листки и провел пальцем по краю.

— Эйлин это видела? — осторожно спросил он.

— Не знаю. Возможно.

— Бред какой, верно?

— Мне понравилось. Особенно про то, что из-за вас умер хороший человек.

Он снова развернул бумагу, злобно разодрал ее на длинные полоски и швырнул в корзину.

— В пьяном виде можно написать и сделать что угодно, — медленно произнес он. — Все это глупость. Кэнди меня не шантажирует. Он ко мне привязан.

— Может, вам лучше опять напиться. Вспомнили бы, о чем речь. И вообще, вдруг много что вспомнили бы. Мы уже об этом говорили — в ту ночь, когда раздался выстрел. Вероятно, секонал отшиб вам память. Но рассуждали вы вполне трезво. А теперь притворяетесь, что не помните, как сочинили эту штуку. Неудивительно, что вы не можете написать свою книгу, Уэйд. Удивительно, как вы вообще живете.

Он потянулся вбок и открыл ящик стола. Его рука, пошарив там, вынырнула с чековой книжкой. Он открыл ее и достал ручку.

— Я должен вам тысячу долларов, — спокойно сказал он. Сделал запись в книжке. Потом на втором листке. Вырвал чек, обошел вокруг стола и бросил его передо мной. — Теперь все в порядке?

Я откинулся, глядя на него, не притронулся к чеку и не стал отвечать.

Лицо у него было напряженное и измученное. Запавшие глаза ничего не выражали.

— Вероятно, вы думаете, что я ее убил и подставил Леннокса, — медленно сказал он. — Она и вправду была потаскуха. Но женщине не разбивают голову просто за то, что она потаскуха. Кэнди знает, что я у нее бывал. Самое смешное — я думаю, что он не скажет. Могу ошибаться, но так мне кажется.

— Это неважно, — сказал я. — Друзья Харлана Поттера его и слушать бы не стали. Кроме того, ее убили не этой бронзовой штукой. Ей прострелили голову из ее собственного револьвера.

— Может, у нее и был револьвер, — произнес он отрешенно. — Но я не знал, что ее застрелили. Об этом не писали.

— Не знали или забыли? — спросил я. — Да, об этом не писали.

— Чего вы от меня добиваетесь, Марло? — Голос у него стал сонный, почти ласковый. — Что я должен сделать? Рассказать жене? Полиции? Что в этом толку?

— Вы сказали, что из-за вас умер хороший человек.

— Это значит только,