Первыми начали чехи — 18 ноября вспыхнуло восстание чехословацких войск под командованием Гайды. «Выпущенные гайдовцами прокламации с воззванием были написаны в левоэсеровском стиле с большевистским оттенком. Прокламации призывали к свержению правительства адмирала Колчака и образованию нового. В воззвании определенно указывалось на необходимость примирения с большевиками…»[3508].

24 декабря вспыхнуло восстание в Иркутске, ген. Сахаров описывал его подавление следующим образом: «только в Забайкалье была сохранена русская национальная сила. Но когда атаман Семенов двинул свои части на запад, чтобы занять Иркутск и выгнать оттуда захватчиков власти — эсеров…, то в тыл русским войскам выступили чехословаки, поддержанные 30-м американским полком, и разоружили семеновские отряды»[3509].

«Мы, — приходил к выводу Сахаров, — были поставлены между двумя вражескими силами: с фронта большевики, с тыла родственные им эсеры со всей своей организацией, с чехословаками, с могучей поддержкой Антанты…»[3510]. Эти выводы подтверждал главком интервентов ген. Жанен, который предупредил, что не допустит подавления восстания эсеров, и если необходимо применит для этого силу. Колчаковцами «заявление генерала Жанена было оценено, как решение ликвидировать власть адмирала Колчака»[3511].

Да что там «союзники» и солдаты, против Колчака выступило даже собственное правительство и армейское командование. Их настроения 25 ноября 1919 г. передавал премьер-министр колчаковского правительства видный кадет В. Пепеляев: «ваше высокопревосходительство, освободите меня от обязанности министра-председателя. Я не могу оставаться при таких условиях!»[3512] О причине этой просьбы, на той же встрече, говорил брат премьер-министра ген. А. Пепеляев, командовавший 1-ой Сибирской армией: «моя армия считает, что главнокомандующий идет против общественности и преследует ее…»[3513].

Против Колчака выступил даже главнокомандующий его армией ген. Дитерихс, который стал «горячим сторонником и заступником идеи созыва Земского Собора в Сибири; идеи, с которой носились омские министры и так называемая общественность»[3514]. Против Колчака выступил и ген. Войцеховский, который «считал возможным не только общую деятельность и работы с социалистами, но даже допускал компромиссы с ними…»[3515]. В Красноярске против Колчака выступил 1-й Сибирский корпус ген. Зиневича, который, как писал он сам, «понял, что адмирал Колчаки его правительство идут путем контрреволюции и черной реакции»[3516].

Однако решающую роль в падении Колчака сыграли настроения местного населения, чья реакция на «белую» власть выразилась в огне партизанской войны, охватившем почти всю Сибирь и Дальний Восток. «По мере наступления теплого времени число очагов восстания все увеличивается; на Тайшетском участке идет настоящая война…, — записывал в своем дневнике Будберг, — весна и листва дают огромные преимущества повстанческим бандам…, военными средствами нам уже не справиться с тыловыми восстаниями…, для этого надо или какое-нибудь чудесное изменение настроения населения, или же немедленная оккупация тыла союзными войсками…, союзная часть должна гарантировать населению безопасность от атаманщины и беззаконий»[3517].

К лету ситуация стала критической, «в тылу возрастают восстания, — отмечал Будберг, — так как их районы отмечаются по 40-верстной карте красными точками, то постепенное их расползание начинает походить на быстро прогрессирующую сыпную болезнь»[3518].

С сентября 1919 г. отдельные партизанские отряды стали объединяться в целые партизанские армии. В Забайкальской области образовались армии Западного Забайкалья (командующий Е. Лебедев, численность до 6 тыс. бойцов) и Восточного Забайкалья (командующий П. Журавлев — 13 полков); в Амурской области — армии Приамурья (командующий Г. Дрогошевский — 12 тыс. бойцов) и Нижнего Амура (руководитель Д. Бойко-Павлов — более 20 отрядов); в Приморской области — армия Приморья (командующий С. Лазо — около 5 тыс. бойцов).

На запад от Байкала действовал еще более мощный партизанский фронт. В Иркутской губернии — Восточно-Сибирская советская армия (командующий Д. Зверев, численность около 16 тыс.); в Енисейской губернии — Южно-Енисейская армия (командующий А. Кравченко — 25 тыс.) и Северо-Енисейская армия (руководитель В. Яковенко — до 8 тыс.); в Томской губернии — 1-я Томская дивизия (командир В. Шевелев-Лубков — около 18 тыс.); на Алтае — Западно-Сибирская армия (командующий Е. Мамонтов — до 50 тыс.); 1-я Горно-Алтайская дивизия (командир И. Третьяк — около 18 тыс.); 1-я Чумышская дивизия (командир М. Ворожцов — до 10 тыс. человек)[3519].

Характерен пример, когда под Челябинском «войска дрались с доблестью…, но несколько тысяч рабочих челябинского депо вышли против «колчаковцев» и решили судьбу сражения в пользу красных»[3520]. В сводке штаба 2-й чехословацкой дивизии от 18 октября сообщалось: чешская кавалерия, польские и русские войска «с кровавыми потерями отступают, так как повстанцы сражаются не на живот, а на смерть»[3521]. «Повстанцы предприняли наступление на севере и на юге…, — замечал ген. Жанен, — Дело быстро идет к краху»[3522].

Конец адмирала был трагичен и символичен одновременно. Французский главнокомандующий Жанен дал Колчаку гарантии личной безопасности, после чего «Вагон с Колчаком был прицеплен к эшелону 1-го батальона 6-го чешского полка и поставлен под защиту американского, английского, французского, японского и чехословацкого флагов; был вывешен и русский андреевский флаг. Над «золотым эшелоном» развевался флаг Красного Креста»[3523]. Не прошло и нескольких дней, как «чешский офицер на русском языке, но с сильным акцентом, объявил Колчаку, что он получил от генерала Жанена приказ передать адмирала и его штаб местным (большевистским) властям»[3524].

«Жанену было достаточно объявить, что ни один чех не будет отправлен морем, если адмирала не доставят живым и невредимым, и вопрос был бы разрешен, — восклицал ген. Филатьев, — не только «психологически», но и реально»[3525]. «Чехи, — же наоборот, утверждал Колчак, — получили приказ генерала Жанена не пропускать даже моих поездов в видах их безопасности»[3526].

По легенде, причина этого приказа крылась в последних словах адмирала, обращенных к Жанену: «Я Вам не верю и скорее оставлю золото большевикам, чем передам союзникам»[3527]. Жанен, по словам Язвицкого, на это ответил: «Мы психологически не можем принять на себя ответственность за безопасность следования адмирала. После того, как я предлагал ему передать золото на мою личную ответственность и он отказал мне в доверии, я ничего уже не могу сделать»[3528].

Главком войск интервентов в Сибири ген. Жанен отозвался на расстрел адмирала записью в дневнике: сибирская атмосфера при Колчаке «была отравлена запахом крови». И уточнял: «Тысячи невинных погибли по вине адмирала, и он вверг Сибирь в гибель. Поэтому было бы смешно говорить, что это была незаслуженная смерть»[3529]. В том же духе высказывалось тогда немало газет отнюдь не большевистского направления. Одна из них, владивостокская