о добровольном призвании варягов. Поэтому русские люди не знали вражды, жили по совести и по традициям, передаваемым из поколения в поколение. И над всем этим благостным обществом возвышалась величественная православная церковь, абсолютно независимая от земных правителей и отвечающая величию характера русского человека.

Все беды России начались с петровских преобразований. Ошибка, и даже преступление, Петра заключалась в том, что он уничтожил животворные начала русской жизни и стал искать на Западе непригодные для русского народа формы государственного быта. У большинства славянофилов не было отрицательного отношения к Западной Европе как таковой, и тем более не было высокомерного отношения к европейским народам. Да и сами они были людьми европейской культуры. Но они умели замечать на Западе то, чего не видели в идеализируемой ими древней Руси: социальные противоречия, кризисные явления и прочие реальные негативные стороны. Но главное, они считали, что у России свой путь, отличный от европейского, и сближение России с Европой может дать и уже дало лишь негативные результаты. Весь период русской истории от Петра до современной им России славянофилы считали чудовищной ошибкой, исторической случайностью, произошедшей по воле одного человека. Петр выбил Россию из предназначенной ей колеи исторического развития, а следовательно принцип историзма, признающий необходимость и закономерность каждого этапа исторического развития, в данном случае не работает. Поэтому все еще можно изменить и вернуться на круги своя.

Шумное выступление славянофилов сплотило против них людей, по-иному смотрящих на проблему России и Запада, так называемых западников. В отличие от славянофилов, у западников не было единства взглядов и, можно сказать, если бы не выступления Хомякова и Киреевского, западничество как направление вообще бы не сложилось. Западников объединило неприятие славянофильской доктрины и сплотили нападки славянофилов. К западникам принадлежали В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, С.П. Боткин, И.С. Тургенев и др. Западническая мысль вращалась в том же кругу проблем, что и славянофильская. Они так же ненавидели крепостное право, трезво и пессимистично оценивали современное положение России. В своих теоретических построениях они так же, как и славянофилы, апеллировали к историческому опыту, при этом западнический историзм носил более последовательный характер и в большей степени опирался на гегелевскую философию истории. Вслед за Гегелем западники делили народы на исторические, которые участвуют в мировом развитии и являются носителями цивилизационного прогресса, и неисторические, находящиеся вне всемирного движения и погруженные в темное существование. Если первые наделены разумом, то вторые обречены на духовное рабство. Наивысшего развития, по Гегелю, мировой дух достиг у германского народа. Славяне же находятся за пределами истории. Следуя этой схеме, западники относили допетровскую Русь к неисторическим народам. «Государственная жизнь допетровской Руси, — по их мнению, — была уродлива, бедна, дика», а русский народ не был способен самостоятельно выйти из состояния нравственного оцепенения. И только Петр I своей гигантской энергией и ценой невероятных усилий смог пробудить Россию ото сна и ввести ее в семью европейских народов. Но при этом он не смог полностью ни сам избавиться, ни избавить свою страну от следов варварства и деспотизма. При понимании всей исторической необходимости и закономерности петровских преобразований западники довольно сдержанно, а порой и резко негативно оценивали фигуру Петра, в то время как у славянофилов можно встретить высокие оценки личности царя-преобразователя.

Западники в отличие от славянофилов были склонны к некоторой идеализации европейских общественных отношений и государственных учреждений. В сравнении с николаевской Россией Запад представлялся им миром свободы и прогресса. Если славянофилы в своем большинстве имели хорошее европейское образование и довольно хорошо представляли себе жизнь Западной Европы, то среди западников встречались люди, практически не знающие реального Запада. Наиболее характерным примером в этом отношении может служить один из лидеров западничества Белинский, не знающий европейских языков и мало интересующийся западным миром.

Таким образом, если славянофилы противопоставляли реальному Западу идеализированную Русь, то западники, наоборот, идеализированному Западу противопоставляли реальную Россию. Когда же западники вырывались на Запад и сталкивались лицом к лицу с его реалиями, в их взглядах происходили существенные изменения и они во многом сближались со славянофилами, как это можно было видеть на примере Герцена. А вот у славянофилов посетить древнюю Русь возможности не было. Поэтому их концепции отличались большей последовательностью и неподвижностью.

Пока в московских гостиных шли ожесточенные споры славянофилов и западников, в Петербурге возник кружок петрашевцев. Свое название он получил от имени организатора — чиновника Министерства иностранных дел М.В. Буташевича-Петрашевского. Его любимыми идеями были идеи французских социалистов-утопистов, особенно Ш. Фурье. В середине 1840-х годов Петрашевский начинает формировать вокруг себя кружок единомышленников, и в 1845 г. в его доме по пятницам стали собираться молодые люди, в той или иной степени разделяющие его взгляды. Основную группу петрашевцев составляли писатели, оставившие яркий след в отечественной и даже мировой культуре. Среди них мы встречаем Ф.М. Достоевского и М.Е. Салтыкова-Щедрина, а также менее значительных литераторов — А.Н. Плещеева, А.И. Пальма, С.Ф. Дурова, А.П. Баласогло, Ф-Э. Г. Толля. Были и ученые: политэконом и социолог И.Л. Ястржембский и философ Н.Я. Данилевский — в будущем известный консерватор, автор книги «Россия и Европа». В политическом отношении взгляды петрашевцев не отличались единством. Их спектр был весьма широк и простирался от революционно-радикальных идей (как, например, у Н.А. Спешнева, предлагавшего перейти к нелегальной деятельности, готовить революцию и т. д.) до весьма умеренных и расплывчатых. Петрашевцы не были тайным обществом, их «пятницы» имели, с точки зрения самого Петрашевского, вполне легальный характер частных собраний. Правда, в условиях сороковых годов, особенно начиная с 1848 г., сами собрания такого рода в глазах правительства были нелегальны и определенный вызов со стороны гостеприимного хозяина, привыкшего дразнить власти, здесь, безусловно, присутствовал.

В целом для петрашевцев решение социальных проблем было важнее сугубо политических вопросов. Однако в отличие от европейских социалистов-утопистов, противопоставлявших социальные преобразования политической борьбе, они в условиях российской действительности не могли остаться в стороне от политики. На протяжении четырех лет собрания в доме Петрашевского оставались незаметными для правительства. Когда об этом, благодаря действиям специальных агентов, внедренных в кружок, стало известно Николаю I, царь приказал срочно арестовать всех подозреваемых. Приговор был несоразмерно жесток: 15 человек, включая самого Петрашевского, а также Достоевского, Дурова и других, приговорили к расстрелу, а пятерых к разным срокам каторги. В последний момент, когда приговор уже был произнесен, было объявлено о замене смертной казни каторжными работами и солдатчиной.

С разгромом петрашевцев общественная жизнь в России замирает на целых шесть лет. Белинский незадолго до этого умер, Герцен отправился в эмиграцию, споры западников