жалеть, – строго сказала госпожа Раша. – В тот момент, когда он отвернулся, я ударила его кинжалом по яйцам. Он молил о пощаде. Но если он не смилостивился надо мной, то почему я должна?

Шишупал не успел и слова сказать, как Эклаввья, изменившись в лице, шагнул вперед. Все его шутовство исчезло.

– Госпожа моя, Эклаввья обещает, мы выберемся отсюда и доберемся туда, где есть теплая вода и удобная постель. Солнце взойдет – и у нас будет довольно времени, чтобы поразмыслить обо всем. А до тех пор пусть луна убаюкает вас сном.

– Звучит неплохо, – кивнула она, коснувшись протянутых ладоней Эклаввьи. Он легко поднял ее на руки.

– Теперь вы в безопасности, госпожа Раша, – сказал он и направился вверх по лестнице, и женщина свернулась калачиком в его руках, прижавшись лицом к его груди.

И Шишупал, увидев самого безумного мужчину и самую опасную женщину такими, такими ранимыми, такими уязвимыми, вдруг онемел. Сейчас он лишь молча, яростно молился. Молился о том, чтобы Волчицы вырезали под корень всех греков, оставшихся в живых.

АКРУР к тому времени, как под ним убили несчастное животное, несшее его вперед, уже с трудом держался в седле. Конь сделал все, что Акрур мог только желать, – он кусался, лягал и топтал Багряных Плащей. Но затем кто-то взобрался на круп лошади, сбросил Акрура из седла и ударил лошадь ножом в шею.

Он почувствовал, как его вдруг рванули за руку, и увидел, как Сатвадхан помогает ему подняться. Акрур устало встал, чувствуя, как под его измочаленной броней зарождаются болезненные синяки, но при этом понимая, что кости каким-то чудом все еще целы. Хоть какая-то польза от этой жирной плоти. Он грустно уставился на покрытого порезами и синяками Сатвадхана, также оставшегося без лошади.

Подумать только, они думали, что, мчась на конях, обрушатся на врага, и представить это можно было, лишь находясь в седле. Но греков было слишком много. Те, что зашли во Второй район, те, кто был за пределами Третьей Сестры, – все сошлись в одной точке жизни и смерти.

Сзади появилась Дождь с Волчицами. Акрур совершенно не представлял, как ей, без лошади, удалось так далеко завести Серебряных Волчиц. Впрочем, сейчас это не имело значения.

– Возможно, нам следует отступить за спины этих храбрых женщин, а, Сатвадхан?

Мимо головы Акрура пронеслось копье и вонзилось прямо в лицо Сатвадхану, замертво сбросив его на землю. Акрур обернулся. Копье было брошено со спины айравата, который направлялся к нему вслед за семью Багряными Плащами. Нет смысла убегать. Если айрават догонит его, это будет так неловко! Он вскинул меч, задумался над получившейся шуткой и, рассмеявшись про себя, шагнул к врагу. Возможно, Сатьябхама поступила бы именно так.

ДОЖДЬ бросилась на греков, ведя за собой ту кучку, что оставалась от Серебряных Волчиц. Их так много, нас так мало… Кавалерия Матхурана проиграла греческой пехоте и айравату.

Ее внимание привлек смех. Впереди она увидела Акрура. Окруженный греками, израненный, Акрур все продолжал сражаться. Его меч сломался пополам, но он все смеялся. Этот безумный смех охладил пыл нападающих на него греков. Одним взмахом сломанного меча Акрур зарубил еще двух греков – на смеющееся лицо брызнула кровь. Но смех продлился после этого лишь мгновение. Уже через миг хобот айравата обвился вокруг него, раздробив ему бедра, а затем бросив тело воина на землю, как сломанную ветку. Акрур встретил свой конец под ногами айравата, раздавившего ему брюхо: внутренности вылились наружу, как молоко из переполненного горшка.

А битва позади него все продолжалась. И некому было молить ни о пощаде, ни о милосердии.

Матхуранцы продолжали сражаться. Горожане и солдаты бок о бок бились с Багряными Плащами. Кони и люди кружили в танце смерти вокруг оставшихся матхуранцев, пока те, наконец, не пали.

Дождь пронзила волна ледяного ужаса. Мы не победим. Мы должны сдаться. К ее ногам подкатился шлем, в котором все еще была чья-то голова, – вероятно, его лягнула одна из лошадей. Она вдруг поняла, что это голова Серебряной Волчицы. Благочестие. А потом Дождь увидела останки ее обнаженного тела. Живот скрутило от боли, когда Дождь поняла, что Благочестие изнасиловали. Впереди она увидела такие же изуродованные, покрытые кровью тела Серебряных Волчиц. Восточный отряд, добравшийся сюда первым… Казалось, от пронзившей ее боли скрутило даже душу. Яма, защити нас!

– Не думаю, что капитуляция – это вариант, – сказала Буря. – Эти ублюдки не берут пленных.

Дождь повернулась к своим солдатам. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на тихую печаль в их глазах. Они оказались загнаны в ловушку между врагами, жаждавшими изнасиловать, пожрать, а то и просто стереть их с лица земли. И самое меньшее, что они могли сделать, – это поступить так, чтоб жизнь этих тварей оказалась как можно более ужасной. Ее солдаты, казалось, прочитали ее мысли – они кивнули и с силой ударили по щитам. Дождь сменила щит на булаву и привязала сломанный штандарт Серебряных Волчиц к спине.

– За Сатьябхаму! – взревели они.

Эхо боевого клича сорвалось с ее губ долгим выдохом печали и сожаления.

БУРЯ страстно желала напиться. Поскольку эля явно не хватало, пришлось обойтись кровью. Она прорубилась к фонтану посреди площади. Грубые каменные плиты у ее ног были обрамлены почерневшей кровью. Глаза жгло от непролитых слез. Все друзья были мертвы или умирали именно сейчас, но Матхуру все еще нужно было спасти. Смерть Сатьябхамы не должна была быть напрасной.

Сражавшаяся рядом Дождь уже стала иной. Она двумя руками, булавой и коротким мечом расправляясь с греческими солдатами, казалась почти что перевоплощенной Сатьябхамой. В живот ей вонзились пики, вскинув Дождь в воздух. Рука с мечом перерубила древки копий, и она приземлилась среди тел греков, продолжая рубить и крушить. Буря увидела, как топор отсек ей руку с булавой, кровь брызнула на лицо нападавшего. Дождь нанесла ему удар оставшейся рукой. Он упал, захлебнувшись собственной кровью и желчью. Еще две пики вонзились в щели в ее нагруднике, пробив мышцы и кости, и Дождь рухнула на землю – а вместе с ней и сломанный штандарт Серебряных Волчиц, привязанный к ее спине.

Грохотали копыта, звенел металл, струилась кровь – казалось, рыночная площадь превратилась в ад. Щиты давно отлетели в сторону, а шлемы уже сорвались с голов. Мечи скрестились, и куда бы Буря ни