Пастернака, связывая драмы шекспировских, сталинских и брежневских эпох, а во время знаменитого монолога ибсеновского «врага народа» доктора Стокмана, обличавшего преступный конформизм большинства, в зале театра «Современник» зажигался свет, и то самое большинство могло посмотреть в глаза друг друга.

Расширялся круг неподконтрольных власти источников информации. Основными были тамиздат (книги, издававшиеся за рубежом и нелегально ввозившиеся в СССР) и самиздат (напечатанные на пишущих машинках здесь). Наиболее читаемыми были «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, ставший практически обязательным чтением интеллигенции, и книги по национальным и политическим проблемам Абдурахмана Авторханова. Большое влияние на общественное сознание оказывала тамиздатная периодика, особенно журнал «Посев», за чтение которого, как и «Архипелага…», можно было запросто получить восемь лет тюрьмы.

Зарубежное радиовещание на СССР давало картину событий в стране и мире, в корне отличную от той, что преподносила советская пропаганда. «Есть такой обычай на Руси – вечерами слушать Би-би-си», – говорили «совграждане», настраиваясь на короткие волны своих радиоприемников в надежде сквозь вой глушилок и помехи эфира услышать «Голос Америки», «Немецкую волну» или другие западные радиостанции. Наутро на работе, как правило, шел обмен новостями и оживленное обсуждение услышанного.

Наконец коммунистическая власть 1 августа 1975 г. нанесла сама себе мощный удар, подписав Хельсинкские соглашения. Ирония судьбы была в том, что СССР пошел на их подписание, в частности, для обеспечения свободы действий при подавлении антикоммунистического сопротивления в социалистических странах Европы. Взамен же Брежнев был вынужден подписать документы по правам человека. Их публикация в центральных советских газетах произвела на значительную часть общества впечатление разорвавшейся бомбы. В 1976 г. в Москве была создана группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР, которую возглавил Юрий Орлов.

«Тут не трубу, тут всю систему менять надо»

В экономической области все более становилась ясна полная несостоятельность советской хозяйственной системы. Темпы роста производительности труда падали даже по официальным данным. Так, в 1966–1970 гг. они составляли в среднем за год 6,8 %, в 1971–1975-х – 4,4 %, в 1976–1980-х – 3,8 %. Фактически же за эти периоды они составили 4,1, 1,4 и –0,3 % соответственно. Но во второй половине 1970-х гг. началось абсолютное падение производительности труда и объемов производства.

Потребительский спрос оставался неудовлетворенным. Например, в докладе комиссии академика Кириллина в 1979 г. утверждалось: «Трудно найти такую товарную группу, на товары которой спрос удовлетворялся бы полностью… По ориентировочным оценкам, в 1970 г. – 20 %, а в 1978-м – уже 53 % прироста сбережений образовалось в результате неудовлетворенного спроса». В 1980 г., по подсчетам ленинградского математика и экономиста Е. Я. Крола, неудовлетворенный спрос составил уже 75 %. По данным доклада той же комиссии, в 1978 г. телефонов в СССР было в десять раз меньше, чем в США, компьютеров – в 100 раз меньше. В 5 % городов и 15 % поселков не было водопровода, а в 30 % городов и 60 % поселков – канализации. Неэффективность советской экономики и до сих пор потрясает воображение: при нулевом приросте продукции сельского хозяйства в 1976–1985 гг. государственные капиталовложения в него составили 150 млрд долларов. СССР добывал железной руды в семь раз больше, чем США, чугуна из нее выплавлял в три раза больше, чем США, а стали из этого чугуна – вдвое больше. Машин из этого металла выпускал по стоимости почти столько же, как и США. При всей риторике о «преимуществах социализма» СССР проигрывал США экономическое соревнование, равно как и вообще холодную войну.

Таким образом, развитие советской системы в середине 1960-х – начале 1980-х гг. вело к углублению противоречий между властью и обществом. Все попытки даже умеренного политического реформирования, предпринятые при Хрущеве, были надолго прерваны Брежневым и его окружением. Застойные явления в экономическом развитии сопровождались устойчивой тенденцией к застою и в политической жизни, культуре, социальном развитии СССР. Брежневские 18 лет правления, как 18 ступеней вниз, неизбежно вели государство и общество к кризису…

«От Ильича до Ильича»

В 1974 г. кинорежиссер Андрей Тарковский снял фильм «Зеркало», с трудом выпущенный цензурой и шедший «вторым экраном». Сюжет непростого философского фильма был построен на образе зеркала – мистической памяти человека, его высшего суда. Зеркало не дает человеку соврать, учит его говорить правду о самом себе и стране, о прошлом и настоящем. Первый эпизод фильма – своеобразный ключ ко всему, что Тарковский хотел сказать зрителю. Женщина-логопед невероятно напряжено работает с заикающимся, косноязычным подростком. Через несколько минут происходит чудо – мальчик с трудом, но вполне ясно произносит: «Я – могу – говорить!» Как речь делает человека, так способность к свободному слову и действию – гражданина. Без этой альтернативы «рабскому покою», которая буквально проросла в годы брежневского «застоя», не совершилась бы демократическая революция 1991 г.

Если бы семеро не вышли на площадь…

Подробнее на эту тему

Аман И. Александр Мень: Свидетель своего времени. М., 2004.

Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. М., 1992.

Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1998.

Вишневский А. Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998.

Медведев Р. А. Личность и эпоха. Политический портрет Л. И. Брежнева. М., 1991.

Новиков В. И. Высоцкий. М., 2005.

Пихоя Р. Г. Советский Союз: История власти. 1945–1991. М., 1998.

1987. Человеческий фактор

27 января 1987 г. Генеральный секретарь Центрального комитета КПСС Михаил Сергеевич Горбачев в докладе на пленуме ЦК признал провал провозглашенного за два года перед тем партийного курса: «…дело перестройки оказалось более трудным, причины накопившихся в обществе проблем – более глубокими, чем это представлялось нам раньше».

Уже само по себе подобное публичное признание с высочайшей трибуны было делом невиданным, но выводы были и вовсе революционными. Генсек во всеуслышание объявил, что причина неудач коренится не в отдельных частных недостатках, а в самом существе советской системы: «…образовался своего рода механизм торможения социально-экономического развития… Корни этого торможения – в серьезных недостатках функционирования институтов социалистической демократии, в устаревших, а подчас и не отвечающих реальностям политических и теоретических установках, в консервативном механизме управления».

Осторожный Михаил Сергеевич сделал все, чтобы не испугать престарелых соратников и преподнести им революционную новацию в оболочке традиционных советско-бюрократических штампов. Доклад носил рутинное название «О перестройке и кадровой политике партии», а в тексте неоднократно подчеркивалось, что «речь, разумеется, не идет о какой-то ломке нашей политической системы», а всего лишь о том, чтобы «с максимальной эффективностью использовать все ее возможности».

Впрочем, первоначальные замыслы Михаила Сергеевича едва ли простирались далее обновления партийно-хозяйственной номенклатуры под знаменем возвращения к «ленинским нормам». «В условиях перестройки, – докладывал пленуму Горбачев, – когда с такой остротой встала задача активизации человеческого фактора, мы должны еще раз вернуться к ленинской постановке вопроса о максимуме демократизма социалистического строя, при котором человек чувствует себя хозяином и творцом».

Но, решившись «активизировать человеческий фактор», Горбачев запустил процессы, которые уже не в состоянии был ни направлять, ни остановить.

Ускорение «назад к Ленину»

Решимость Горбачева имела простое объяснение: Советский Союз стоял на пороге глубокого кризиса. Социалистическая экономика исчерпала свои