— Положение кошмарное, господа! Что вы за правительство? Столько дутого величия, а в критическую минуту не знаете, что делать! Правительственные войска покинули позиции и разбегаются. Власть переходит в руки Политцентра.

Никто уже не сдерживал своих чувств, исчезла величавая сановная осанка, деликатности как не бывало. Тонкая ироничность сменилась руганью. Джемс не успевал записывать реплики:

— О боже, что же будет?

— Мы остановим красных с помощью чехов.

— Позвольте, генерал...

— Не желаю позволять, не позволю!

— Передайте свою власть Политцентру!

— Вы — Политцентр? Вы — Центропуп! Большевики оторвут у вас власть вместе с вашими же руками.

— Да как вы смеете?!

— Неужели нечем остановить красных?

— Пушки Японии! Танки Америки! Войска этих стран остановят большевиков!

В ресторан торопливо вошел генерал Жанен.

— В городе творится бог знает что, господа. Я отдал приказ чешскому гарнизону немедленно взять охрану города в свои руки. Приказал поставить охрану в Государственном банке и у тюрьмы. Из банка эвакуируется имущество. Караул обезоружил похитителей, когда ящики с золотом уже стали накладывать на повозки. Около тюрьмы происходит бой,— объявил Жанен.

В протоколе Джемса появилась запись о генерале Жанене: «Вид весьма суровый и рассерженный, при этбм утомленный. Кланяется и удаляется. Все встают, подходят друг к другу, делегаты враждебных партий мирно беседуют маленькими группами, получается впечатление вечера, который заканчивается.

Слышно, как на перроне вокзала расставляется караул революционных войск...»

8

— Где мы сейчас? — спросил Генрих Эйхе, приподнимаясь на локтях.

Исхудалый, с запекшимися губами, он в эту минуту казался беспомощным ребенком. Командарм, как и многие бойцы Пятой армии, заболел сыпняком и несколько дней пролежал в тифозном бреду. Все эти дни Никифор Иванович часами не отходил от больного.

— Мы только.что освободили Мариинск,— сообщид он, поправляя подушку в изголовье командарма.

— А где теперь белые?

— Откатились к самому Красноярску.

— А какие новости в армии?

— Новостями хоть пруд пруди. Двадцать седьмую дивизию перебрасывают на польский фронт. С ней уезжают Степан Во1 стрецов и Витовт Путна. Жалко, боевые командиры. С ними не страшно было идти и в огонь и в воду. Но мне удалось отстоять Василия Грызлова. Его бригада теперь — авангард Тридцатой дивизии. Утром разговаривал с ним по телеграфу, он на станции Боготол перехватил секретный приказ Колчака об отводе армии за Енисей. Приказали Грызлову не выпускать за Енисей армию Каппеля, а уничтожить ее в Красноярске. Крупный командир выйдет из Грызлова: его действия по разгрому Пепеляева просто великолепны. Он разделался с его армией по частям. В районе станции Тайга белые сдавались в плен целыми полками.

— Передайте Грызлову мою благодарность,— сказал командарм.—Он в Боготоле, да?

Но в этот час Грызлов находился уже в только что освобожденном Ачинске. По телеграфному аппарату разыскивал он Альберта Лапина, чтобы сообщить о новой победе бригады.

В комнате телеграфиста было тепло, Грызлова морил сон, он с трудом следил за ползущей лентой телеграфного аппарата.

— Командующий колчаковскими войсками Енисейской губернии просит соединить его с вами,— неожиданно сказал комбригу телеграфист.

— Соединяй немедленно!

Телеграфист, постукивая ключом, стал вызывать Красноярск. В комнатушке потрескивали электрические разряды, шуршала бумажная лента.

— «Генерал Зиневич у аппарата,— прочитал телеграфист.—• Предлагаю заключить перемирие, чтобы не проливать напрасно кровь».

«Завтра-послезавтра мы займем Красноярск. О каком мире может быть речь?» — отстучал он ответ Грызлова.

«К Красноярску подходит армия Каппеля. Я опасаюсь насилия и бесчинства со стороны каппелевцев, а также мести со стороны красных. Поэтому настаиваю на приостановке военных действий»,— прочитал затем телеграфист ответ генерала.

«Разоружите армию Каппеля, и дело с концом»,— продиктовал Грызлов.

«У меня нет сил для разоружения Каппеля...»

«Тогда сдайтесь сами, а с Каппелем справимся мы. Гарантируем полную безопасность всем офицерам вашего гарнизона».

«Я должен подумать».

«Думайте, только побыстрее. И сообщите ваш ответ...»

Генерал Зиневич откликнулся на рассвете,— видно, он всю ночь не отходил от телеграфного аппарата.

«Я принимаю условия капитуляции, но прошу оставить часть оружия для борьбы с грабителями...»

«Грабителей мы расстреливаем на месте, белые ли они, красные ли»,—отклонил просьбу Грызлов.

«Тогда Красноярск открыт для красных. Позвольте узнать вашу фамилию и чин?»

«Василий Грызлов — солдат революции, без чина, без звания. У красных нет чинов, пора бы знать, генерал!»

Грызлов отошел от аппарата.

— Вот это речь не мальчика, а мужа,— похвалил усталый телеграфист. — Ваш разговор с колчаковским генералом войдет в историю войн. Это же неслыханный случай, когда хорошо вооруженный корпус сдается по телеграфу противнику, который находится от него за триста верст.

— Между нами еще пока армия Каппеля, а этот генерал сдаваться не станет.

Патруль привел задержанного — подозрительную личность.

— Сдаваться пришел?* А может, ты белый шпион? — спросил Грызлов.

Не угадал, товарищ! Я член Красноярского ревкома, мне бы Никифора Ивановича, председателя Сибуралбюро. Он за белогвардейца меня не примет.

— Никифора Ивановича здесь нет.

— Тогда выслушай ты меня, товарищ. Мы узнали про ваши переговоры с генералом Зиневичем. Колчаковский волк хочет^ дать Каппелю возможность уйти за Енисей. Революционный комитет Красноярска поможет вам овладеть городом. Как только Каппель подойдет к Красноярску, рабочие восстанут и белые окажутся между вашим и нашим огнем,— заключил посланец.

Четвертого января каппелевцы подошли к Красноярску. В городе началось вооруженное восстание, рабочих поддержали колчаковские солдаты.

Каппель, страшась окружения, решил обойти город с севера. Но это его решение запоздало: путь на Енисей белым преградила дивизия Лапина. Части генерала Сахарова, спешившие на помощь Каппелю, были разбиты во встречном бою бригадой Василия Грызлова.

Шестого января произошло последнее, решающее сражение войск Пятой армии красных и белых армий Сибири. Вечером остатки армии Каппеля — офицерские полки да Ижевская дивизия — прорвались за Енисей.

Каппель спешил в Нижнеудинск, к Колчаку, застрявшему там со всеми литерными поездами и золотым запасом России.

•Н

Было сорок пять градусов ниже нуля.

Устало передвигая лыжи, Шурмин брел по зыбкому, рассыпающемуся снегу. Подъемы и спуски измотали его, мороз перехватывал