Серова. Накануне он отпросился у Владимира Ивановича с понедельника в отпуск, хотел с семьёй и друзьями уехать в Астрахань на рыбалку. Валерий Михайлович спросил: «В этой обстановке я могу уехать?» Только, что заснувший Щербаков по-пролетарски и высказал товарищу всё, что думает о человеке, поднимающем его в полседьмого утра вопросом, можно ли ему ехать в отпуск. Серов в ответ спросил: «Так ты ничего не знаешь? Включи телевизор!»

Щербаков В. И.: «Включаю. Идёт трансляция балета “Лебединое озеро” Чайковского. Сон слетел мигом. Потом слушаю заявление ГКЧП и обращение к советскому народу. “В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…”,“в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса…”, “идя навстречу требованиям широких слоёв населения…”. И тут меня словно током ударило: Горбачёв! Об этом ли он хотел сказать, когда три раза повторил, что здоров, только “нога потягивает”?»

Телевизор тем временем продолжал: «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса…», «исходя из результатов всенародного референдума…», «для управления страной… образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР», «ввести чрезвычайное положение… на срок 6 месяцев». Потом передали заявление председателя Верховного Совета СССР А. И. Лукьянова: глава парламента настаивал на обсуждении заново на Сессии Верховного Совета, а затем на Съезде народных депутатов уже согласованного главами республик и Центром нового Союзного договора и на значительной его переработке. Дальше снова дали слово неведомому ещё ГКЧП: постановление о «приостановке деятельности» партий и организаций, «препятствующих нормализации обстановки», запрете собраний, демонстраций и забастовок, введении цензуры и установлении контроля над СМИ.

Вызвав машину, Владимир Иванович приехал в здание правительства на ул. Пушкинская (ныне Большая Дмитровка), там ныне работает Совет Федерации. Из трёх первых замов председателя Кабмина он обычно работал в здании Госплана, где теперь располагается Госдума, Виталий Хуссейнович Догужиев – в здании Министерства по чрезвычайным ситуациям на ул. Горького (ныне Тверской) и только у Владимира Макаровича Величко кабинет был в самом здании правительства, куда выселили из Кремля правительство.

Щербаков В. И.: «Захожу, Владимир Макарович Величко на месте. У него сидит зампремьера по аграрно-промышленному комплексу Фёдор Сенько. “Ты что-нибудь знаешь?” – “Ничего не знаю”. Подъезжает Виталий Хуссейнович Догужиев. Он тоже не в курсе.

Решили выяснить обстановку. Договорились, что я свяжусь с Горбачёвым, Павловым и руководством союзных республик, Виталий – с министерствами, а Володя поговорит с руководством российских автономий, энергетиками, газовиками, железнодорожниками (все стратегические магистральные сети) и проверит, что происходит на атомных электростанциях. Боязнь Чернобыля была уже приобретённым инстинктом.

Поехал к себе в Госплан. Звоню по спецкоммутатору Горбачёву в Форос. Там отвечают, что Михаил Сергеевич не может взять трубку – у него врачи. А начальник охраны Медведев? Он с президентом. Раиса Максимовна? Она тоже с мужем. Звоните позже».

Тогда Владимир Иванович позвонил В. С. Павлову на дачу. Но и там сказали, что у Валентина Сергеевича гипертонический криз. Что от него ещё не уехала «Скорая помощь». Ему сделали укол, и он только что заснул. Обещали, что он перезвонит, когда проснётся… Руководитель Аппарата Президента Валерий Иванович Болдин и министр иностранных дел Александр Александрович Бессмертных тоже были в больнице.

Щербаков В. И.: «Ну, думаю, не страна, а просто палата № 6: по понедельникам все болеют, да ещё в такой обстановке. А с другой стороны, что это они все разом? Ладно, Павлов-то точно болен. Он уже на заседании президиума в субботу плохо выглядел. А остальные? Не политическая ли болезнь-то?»

Звонки к главам ведущих республик – Казахстана, Украины, Белоруссии, Узбекистана – показали, что остались и здоровые люди. Назарбаев и Каримов оказались на месте, что было уже хорошим знаком. Но и они ничего не знали и задавали один и тот же вопрос: «Что с Горбачёвым? Что у вас там в Москве происходит?» Остальные были на сессиях парламентов и обсуждают ситуацию.

Тогда и Щербаков собрал коллегию своего министерства. Коллеги были растеряны и не знали, что делать. Плана действий при чрезвычайном положении никто никогда не готовил. На вопрос: «Существует ли мобилизационный план на случай войны?» – ответили, что где-то был, но он наверняка давно устарел. Даже таких названий министерств, что в нём обозначены, нет. Да и войны всё-таки нет.

Щербаков В. И.: «Всё равно, говорю, немедленно найти. Возьмите за основу. Думайте. Адаптируйте к обстановке. Прежде всего, надо сохранить работоспособность отраслей, отвечающих за жизнеобеспечение населения – производство продовольствия, медикаментов, энергетики. Каково состояние валютного и золотого запаса? Работайте с министерствами, республиками, крупными заводами. Нужен прогноз и план действий хотя бы на месяц. Лучше до конца года. На всё про всё дал максимум сутки. Старшим назначил Владимира Дурасова, своего первого зама в Министерстве экономики и прогнозирования. Закончил инструктаж словами: “Всё, за работу! И в политику не лезть!”

Вот так, реально в первый и, надеюсь, в последний раз вводилось чрезвычайное положение в моей стране. Никто ничего не знает, плана действий нет, министры без информации, что делать – неизвестно.

Надеюсь, сейчас хоть план мероприятий на этот случай имеется. И ещё больше надеюсь, что Российской Федерации он никогда не понадобится».

На одном этом примере, по словам Владимира Ивановича, можно судить о поразительной организационной беспомощности участников ГКЧП, намеревавшихся, по их собственным высказываниям в дальнейшем (уже после амнистии) ни много ни мало спасти страну от пагубной политики Михаила Горбачёва. За введение чрезвычайного положения Владимир Крючков, а следом за ним и ещё ряд будущих гэкачепистов ратовали ещё с осени предыдущего года. К подготовке плана, вызревавшего с декабря 1991 года в недрах всемогущего Комитета госбезопасности, были подключены профессионалы КГБ во главе с замначальника Первого главного управления (разведка) генералом Владимиром Жижиным и помощником первого зампреда комитета подполковником Алексеем Егоровым.

Как видим, времени для отработки всех нюансов «чрезвычайки» было более чем достаточно. Уже весной Крючков пытался заручиться одобрением Горбачёва на её введение, но тот, как обычно, от прямого ответа уклонился, хотя и признал впоследствии, что о плане знал. Более того, со слов Лукьянова, в марте на совещании у президента была создана комиссия по чрезвычайному положению в составе почти всех будущих действующих лиц. И что в результате? После всех этих месяцев – никакой сколь-либо продуманной системы мер, никакого проработанного и согласованного плана действий, никакой конкретной программы и у спасителей Отечества не оказалось. Не говоря уже о представлении о том, что должна делать, как жить страна, пока её будут спасать. Всё сшивалось «на живую нитку» на комитетском «объекте АБЦ» в Ясенево в ходе встреч Крючкова с кандидатами на места