но работали усердно, и № 007 забыл свой ужас, сменившийся изумлением при их обращении с товарным могульским поездом. Они вскопали землю вокруг него лопатами; подвели шпалы к его колесам и домкраты под его корпус; они обвили его цепями и щекотали ломами. К потерпевшим крушение вагонам прицепили № 007 и давали ему задний ход до тех пор, пока вагоны не очищали путь. До рассвета тридцать или сорок человек были заняты укладкой и забиванием шпал, клепкой рельсов. Когда наступило утро, все вагоны, которые были в состоянии двигаться, ушли с помощью другого локомотива; путь был очищен для движения, а № 007 протащил старого «Могула» по небольшому пространству шпал, дюйм за дюймом до тех пор, пока валики его колес не стали снова ударять по рельсам и он с шумом стал на свое место. Дух «Могула» был угнетен, и бодрое настроение пропало.

– Это не была даже свинья, – печально повторял он, – а только поросенок; и именно вам пришлось помогать мне!

– Но как это случилось? – сгорая от любопытства, спросил № 007.

– Случилось! Как случилось! Я прямо наехал на него, минуя последний изгиб, – думал, что это хорек. Да, он был такой маленький. Он даже не взвизгнул, как вдруг я почувствовал, что приподымаюсь (он скатился как раз под передок), и я никак не мог попасть на рельсы. Потом я почувствовал, как он, весь в грязи, бросился под мой левый цилиндр и – о, паровые котлы! – я съехал с рельсов. Я чувствовал, как ободья моих колес стучали по шпалам, а затем я очутился в хлебах; тендер вытряхивал уголь через мой колпак, а старик Эванс лежал неподвижно в крови, передо мной. Трясся ли я? Во мне нет ни одной стойки, ни одного болта, ни одной заклепки, которые не соскочили бы со своего места.

– Гм! – сказал № 007. – Сколько, полагаете, вы весите?

– Без этих комьев грязи во мне сто тысяч фунтов.

– А в поросенке?

– Восемьдесят. Говорят, будто сто. Стоит он около четырех с половиной долларов. Ну, не ужасно ли? Право, можно впасть в нервную прострацию… Разве это не потрясающе? Я только что обогнул этот изгиб…

И «Могул» снова повторил весь рассказ, потому что был очень сильно потрясен.

– Ну, я думаю, это обычное явление, – успокаивающе сказал № 007… – а… а упасть в поле, я думаю, мягко.

– Будь это шестидесятифутовый мост и свались я в глубокую воду, взорвись я и убей обоих людей, как это сделают другие, я не огорчался бы; но чтобы меня опрокинул поросенок в хлеба и вы помогали бы мне, а старый пахарь в ночной рубашке ругал меня, как больную клячу!.. О, это ужасно! Не зовите меня «Могулом»! Я швейная машина.

№ 007 с остывшей топкой и сильно увеличившейся опытностью медленно притащил могульский товарный поезд в депо.

– Эй, старик! Целую ночь был в пути? – сказал неугомонный «Пони», только что вернувшийся со службы. – Ну, скажу вам, это видно сразу. Ценное, хрупкое, таков, вы говорили, ваш груз! Отправляйтесь-ка в мастерские, да снимите с себя ваши лавры. Там вас починят.

– Оставьте его в покое, «Пони», – строго сказал № 007, которого поставили на поворотную платформу, – или я…

– Не знал, что старина ваш задушевный друг, малютка. В последний раз, что я видел его, он не был очень вежлив с вами.

– Я знаю; но с тех пор я видел крушение, и краска чуть было не сошла с меня. Я никогда – пока у меня хватит пара – не буду насмехаться над новичками, не знающими дела и старающимися изучить его. Не буду я насмехаться и над старым «Могулом», хотя и нашел его увенчанным колосьями. Весь переполох произвел маленький поросенок – не свинья, а только поросенок, «Пони», – не более куска антрацита. Я видел его. Я полагаю, всякий может быть опрокинут.

– Значит, уже поняли это? Ну, хорошее начало. Слова эти произнес «Пурпуровый Император», который стоял, ожидая чистки, чтобы назавтра отправиться в путь.

– Позвольте мне познакомить вас, джентльмены, – сказал «Пони». – Это наш «Пурпуровый Император», малютка, которым вы восхищались и, могу сказать, которому завидовали сегодня ночью. Это новый брат, уважаемый сэр, перед которым еще много миль пути, но, как товарищ, я отвечаю за него.

Железнодорожный вокзал Лахора. 1880-е гг.

В этом городе прошла юность писателя

– Счастлив встретиться с вами, – сказал «Пурпурный Император», окидывая взором полное локомотивов депо. – Полагаю, что здесь нас достаточно для того, чтобы составить митинг. Гм! Властью, которою я облечен, как Глава Дороги, объявляю № 007 пользующимся всеми правами и признанным Братом Соединенного Братства Локомотивов и, как такового, могущим пользоваться всеми привилегиями мастерской, стрелок, полотна, водохранилища и депо, насколько простирается моя юрисдикция, как имеющего степень главного бегуна; до меня дошли хорошо известные и лестные отзывы о том, что этот брат наш покрыл сорок одну милю в тридцать девять с половиною минут, спеша на подвиг милосердия, на помощь несчастным. Когда придет время, я сам сообщу вам нашу песню и наш сигнал, сигнал, по которому вас можно будет различить в самую темную ночь. Займите свое место среди локомотивов, новый брат!

В настоящее время, в самую темную ночь, как и говорил «Пурпуровый Император», если стоять на мосту на багажном дворе в 2 ч 30 м пополуночи, и смотреть на расходящиеся в четыре стороны пути в то время, как «Белый Мотылек», взяв излишек от «Пурпурного Императора», летит к югу со своими семью вагонами цвета «крем», можно расслышать вдали звуки, похожие на низкие ноты виолончели:

Стучи, скрипи, визжи —

Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах,

Ein, zwei, drei, Mutter —

Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах.

Все выше катится,

И весь народ сумятится.

Стучит, скрипит, визжит —

Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах.

Это № 007 покрывает свои сто пятьдесят шесть миль в двести двадцать одну минуту, выстукивая свою песню-сигнал, сообщенный ему «Пурпуровым Императором».

Бруггльсмит

Старший офицер с «Бреслау» пригласил меня пообедать на корабль, прежде чем он пойдет в Соутгэмптон за пассажирами. «Бреслау» стоял за Лондонским мостом. Решетки передних люков были открыты для приема груза, и вся палуба была завалена якорями, болтами, винтами и цепями. Блек Мак-Фи был занят последним осмотром своих излюбленных машин, а Мак-Фи известен как самый аккуратный из корабельных механиков. Если случайно он заметил тараканью ножку на одном из своих золотников в паровике, весь корабль узнает об этом, и половина команды отряжается для чистки.

После