29 августа Буш передал отчет о состоянии работ наверх, военному министру, отметив, что «физики Исполнительного комитета единодушны во мнении, что этот важный дополнительный фактор [т. е. супербомба] может быть получен… Сейчас потенциальные итоговые возможности кажутся значительно бо́льшими, чем во время подачи [предыдущего] отчета»[1854].

Таким образом, разработка водородной бомбы началась в Соединенных Штатах еще в июле 1942 года.

В сентябре проблема, которую Лео Сцилард называл «чикагскими трудностями», – проблема распределения полномочий и обязанностей в отношении конструкции охлаждения реактора и многого другого – стала причиной кратковременного мятежа в Металлургической лаборатории. Инженерно-строительная фирма Stone & Webster, которую подрядили военные, все лето изучала производство плутония. «Классические инженеры, – называла их Леона Вудс, – знавшие мосты и несущие конструкции, каналы, шоссе и тому подобное, но не имевшие сколько-нибудь точного, или вообще никакого, представления о том, что требуется вновь создаваемой ядерной промышленности». Фирма прислала одного из своих лучших инженеров доложить руководителям Металлургической лаборатории о производственных планах. «Ученые сидели в мертвой тишине, презрительно кривя губы. Докладчик был безграмотен; его выступление вызвало у всех раздражение и беспокойство»[1855].

Вскоре после этого, одним жарким осенним вечером, потерявший терпение ученик Комптона Вольни Уилсон, склонный к идеализму молодой физик, отвечавший за приборное оборудование реактора, созвал дискуссионное совещание[1856]. (Студентом Уилсон проанализировал движения плавающих рыб и разработал стиль спортивного плавания дельфином[1857]. В 1938 году, используя этот стиль, он выиграл отборочные олимпийские соревнования, но затем был дисквалифицирован, так как новый стиль не был официально утвержден; такая близорукость судей Олимпийского комитета, возможно, повлияла на отношение Уилсона к властям вообще.) В воспоминаниях Комптона это совещание смешивается со сходными разногласиями, возникшими в июне; Вудс, работавшая под руководством Уилсона, помнит его более отчетливо:

Мы (человек 60 или 70 ученых) молча сидели в общем зале Экхарт-холла; еле заметный ветерок задувал в открытые окна горячий, влажный воздух. Никто не говорил – как на собрании квакеров. Наконец появился Комптон с Библией в руках…

Комптон считал, что Уилсон созвал совещание, чтобы обсудить, следует ли поручить производство плутония крупной промышленности или оставить его под контролем ученых Металлургического проекта. На самом же деле, как мне показалось, главным вопросом было, как избавиться от компании Stone & Webster[1858].

Комптон предложил аллегорию. Без какого-либо вступления он раскрыл Библию на Книге Судей, 7: 5–7[1859] и зачитал Лео Сциларду, Энрико Ферми, Юджину Вигнеру, Джону Уилеру и еще шести десяткам серьезных ученых историю о том, как Господь помог Гедеону отобрать из слишком многочисленных добровольцев своего народа нескольких человек, подходящих для сражения с мадианитянами. Он пытался ясно показать, что победа будет исключительно делом рук Господа. «Закончив чтение, – вспоминает Вудс, – Комптон сел на свое место». Неудивительно, что после этого «снова воцарилось квакерское молчание». Или изумление. Затем встал Вольни Уилсон, который обрушился «на некомпетентность Stone & Webster… с хорошо обоснованной яростью». Говорили и многие другие члены группы, и все они выступали против бостонских инженеров. «Через некоторое время все замолчали и в конце концов встали и разошлись»[1860]. Комптон свел всю дискуссию к требованию, чтобы Металлургическая лаборатория подчинилась его власти. К счастью, собравшиеся ученые его проигнорировали. Вскоре армия передала ответственность за производство плутония организации более опытной, чем Stone & Webster. Когда это было предложено, Комптон с энтузиазмом поддержал такое изменение.

Реакцией Сциларда на конфликты в Металлургической лаборатории был гнев, который к этому времени, после четырех лет разочарований, начал превращаться в стоическое упорство. В конце сентября Сцилард написал проект длинного меморандума[1861], обращенного к коллегам, в котором он рассуждал не только о конкретных проблемах Металлургической лаборатории, но и более глубоком вопросе ответственности ученых за работу, которую они делают. И в этом наброске, и, хотя и более умеренно, в окончательном варианте записки похвалы руководству Комптона перемежаются с уничижительной критикой: «При разговорах с Комптоном у меня часто возникает ощущение, что я чересчур грубо играю на очень нежном инструменте»[1862]. Помимо личных характеристик Сцилард отмечал губительный эффект лишения полномочий тех, кто работал под началом Комптона: «Я часто думаю… что все могло бы быть иначе, если бы полномочия Комптона исходили от нашей группы, а не от УНИР»[1863]. В окончательном варианте меморандума он развивает эту мысль более подробно:

Ситуация могла бы быть иной, если бы Комптон считал себя нашим представителем в Вашингтоне и требовал от нашего имени всего того, что необходимо для успеха нашего проекта. Тогда он мог бы отказываться принимать решения по любым вопросам, затрагивающим нашу работу, без полноценного обсуждения таких вопросов с нами.

С этой точки зрения нам должно быть ясно, что в провалах в нашей работе виноваты мы, и только мы сами[1864].

Работу, начатую на демократических началах, подчинила себе – получила возможность подчинить себе – авторитарная организация. «Там и сям имеются небольшие очаги демократии, но они не образуют сколько-нибудь действенной связной сети»[1865]. Сцилард был убежден, что авторитарной организации не место в науке. Так же думали и Вигнер, и более отвлеченно относившийся к этому вопросу Ферми. «Если бы принесли им готовую бомбу на блюдечке, – вспоминает Сцилард слова Ферми, – они и тогда с вероятностью пятьдесят на пятьдесят смогли бы все запороть»[1866]. Но за рамками дебатов о достоинствах подрядчиков и систем охлаждения бунтовать продолжал только Сцилард:

Мы можем принять ту точку зрения, что президент возложил на д-ра Буша ответственность за успех этой работы. Д-р Буш возложил эту ответственность на д-ра Конанта. Д-р Конант переложил ее (в сопровождении лишь части необходимых полномочий) на Комптона. Комптон поручает каждому из нас некоторую частную задачу, и мы можем исполнять свой долг, ведя при этом очень приятную жизнь. Мы живем в приятной части приятного города, в приятном обществе друг друга, и работаем под руководством д-ра Комптона – самого приятного «начальника», какого только можно пожелать. У нас нет никаких оснований для недовольства, и, поскольку идет война, мы даже готовы работать сверхурочно.

Либо же мы можем признать, что те, кто положил начало работе над этим ужасным оружием, и те, кто внес существенный вклад в его разработку, ответственны перед Богом и миром за то, чтобы оно было готово к применению в должное время и должным образом.

Я полагаю, что сейчас каждый из нас должен решить, в чем, по его