что она приглашена в Ленинград на олимпиаду юных дарований. Нужно срочно взять билет на поезд у Маши Быстровой. Ритка побежала к пионервожатой, а у той глаза на лоб. Сначала Ритка обиделась, а потом смеялась вместе со всеми. Я чуть не померла от хохота. Но правильно говорит наша соседка тетя Липа: кто много смеется, обязательно будет плакать. Женщина из гороно сказала, что мой настоящий отец Артур Вениаминович живет в Риге и работает на радиозаводе инженером. Я спросила, откуда известно, что этот самый Артур Вениаминович мой папа? Женщина ответила мне: он хочет добиться через суд, чтобы я жила с ним. Семьи у него нет, обеспечен хорошо, имеет машину и дачу. Я совсем растерялась. И спросила, а как же мама? Женщина сказала, что моя мама Елена Николаевна прислала из Норильска письмо в суд и категорически возражает, чтоб меня отдали отцу. Потому что с самого моего рождения он не помогал бабушке материально и морально растить меня. Я подумала: вот те раз! Ведь Лена не моя мама, а сестра. Я так и заявила женщине, что нечего меня разыгрывать. Моя мама – Анастасия Серафимовна, а я и Елена – ее дочери. Тогда директор школы вздохнул, погладил меня по голове и сказал, что на самом деле Анастасия Серафимовна моя бабушка. Она еще раз спросила, какое мое будет решение. Поеду я жить к отцу в Ригу или нет? Я крикнула, что мне никто не нужен, кроме мамочки, то есть бабушки. И выбежала из кабинета. Как я очутилась в овраге за школой, не помню. Там мы играем, когда бывают свободные уроки. Сколько я там сидела и плакала, не знаю. Не хотелось никуда идти, никого видеть. Даже маму–бабушку. Обидней всего, что она меня все время обманывала. Она сама нашла меня в овраге и была такая расстроенная, что мне стало жалко ее. Мы вместе поплакали и пошли домой. Мама–бабушка все рассказала. Оказывается, Артур Вениаминович действительно мой отец. А Лена – моя настоящая мама. Лена, то есть мама, училась в Рижском университете, когда познакомилась с Артуром Вениаминовичем. Он уже работал. Они любили друг друга. Хотели пожениться. Но вдруг папу арестовали. А Лена, вернее, мама (все время путаюсь!) была уже беременная. Артура Вениаминовича посадили в тюрьму, а мама вышла замуж за следователя, который арестовал его. Следователя почему–то сразу уволили с работы, и он завербовался на Север и уехал в Норильск. Маме Лене оставалось учиться всего один год, и она осталась. Михаил, это новый муж Лены, не знал, что она должна родить. Я появилась на свет семимесячной. От всех неприятностей у мамы Лены пропало молоко. Мама–бабушка забрала меня к себе и всем сказала, что я ее дочь. Выкормила она меня искусственно. До сих пор Михаил не знает, что я не сестра Лены, а ее дочь. У них есть сын Андрюшка. Выходит, он мне не племянник, а брат. Вот так все перепуталось. Как я к этому привыкну, не знаю. И как теперь называть Лену? Мамой? Просто язык не поворачивается. А как называть бабушку? В общем, от всего голова идет кругом. Еще я спросила маму–бабушку, где ее муж. Она ответила, что мой дедушка Николай Харитонович воевал на фронте и пропал без вести. Но мама–бабушка до сих пор верит, что он жив и обязательно вернется. Как Федор Иванович из третьего подъезда. На него тоже прислали похоронку, но оказалось, что Федор Иванович попал к немцам в плен. А после Победы над Германией его посадили в нашу тюрьму. Потом я снова стала расспрашивать о своем настоящем отце. Почему раньше он не думал взять меня к себе? Мама–бабушка ответила: он не знал, что ты существуешь. А с чего это вдруг сейчас объявился? Кто ему сказал? Мама–бабушка только руками развела. Неужели она действительно не знает, или просто опять скрывает от меня? Если говорить честно, то очень бы хотелось встретиться с Артуром Вениаминовичем. Интересно, он видел меня? Господи, а не тот ли это дядя, который на прошлой неделе сфотографировал нас с девчонками, когда мы шли по скверу? Вот и опять клякса от слез Почему я не могу, как все, иметь папу? Почему? А что, если посоветоваться с Риткой? Да, расскажешь ей, а она растреплется на всю школу. Уж лучше с Витей. Но вдруг он возьмет и перестанет дружить со мной? Ведь получается, что я обманщица. И еще дочка человека, который сидел в тюрьме. Нет, ни за что! Лучше пускай узнает не от меня. Впрочем, все уже наверняка все знают. От директора школы. Что же делать? Как появлюсь в классе? Через полчаса надо идти на школьный вечер, где я должна играть на гитаре и петь (этому меня научила мама–бабушка), а лицо зареванное и совсем нет настроения. Маша Быстрова так на меня надеется! Но выступать я сегодня не могу. Придется сослаться на то, что разболелась голова. Но никто, наверное, не поверит. Может, сказать Маше, что у меня началась менструация? Это мысль! И вообще странно получается, Ритка на два с половиной месяца младше меня, а у нее уже есть менструация. И грудь больше, чем у меня, носит лифтон. Одним словом, она уже девушка, а я еще совсем девчонка. Плоская, как доска. Спортом, что ли, заняться, чтобы фигура развивалась? Ради Вити. Он позавчера положил мне в дневник записку из трех слов: «Да или нет?» Ой, глупые же эти мальчишки! Неужели сам не понимает, что 1000 раз да! Да! Да! Я люблю тебя, Витенька. Люблю, люблю, люблю! Бросаю писать, потому что пришла соседка тетя Липа.

Продолжаю дневник в тот же день. Только что ушла тетя Липа. Мама–бабушка пригласила ее пообедать с нами. Олимпиаде Егоровне очень понравился суп из потрохов. Даже рецепт взяла. Мама–бабушка стряпает его из утиных и гусиных потрохов, долго их варит, чтоб стали мягкими, а потом кладет коренья, рис и обжаренный говяжий фарш. После обеда мама–бабушка пожаловалась, что у нее чешутся подошвы. Тетя Липа сказала, что это значит к дороге.

Мама–бабушка рассказала о папе, о суде и что после этого уехать – лучший выход. Соседка тоже посоветовала уезжать, и подальше.

Хорошо бы в Москву. Там живет двоюродный брат мамы–бабушки. Она прямо села писать ему письмо, чтобы он помог обменять квартиру. После молитвы на сон грядущий я попросила Бога, чтобы он тоже помог нам в этом деле. И еще я решила узнать, исполнится ли мое желание.