Шрифт:
Закладка:
— Нет, — твердо сказала Мышонок. Она догнала бедного калеку в два быстрых шага и потянулась к нему. Роуль пытался увернуться, но чудовищный гипс на лапе сковывал движения, и Мышонок бесцеремонно сграбастала его с палубы, подняла и с нежностью устроила в колыбели из своих рук. Это вызвало в нем краткую, горячую волну восторга. Нечестный прием.
— Мышонок, — сказал Роуль, — ты мнешь мой мех.
Она приподняла его чуть повыше:
— Да. Ты самый старый мой друг. Без тебя я бы пропала.
Такой поворот в разговоре стал для Роуля неожиданностью.
— Ну разумеется, пропала бы.
— Если хочешь, оставайся со мной, пока доктор Бэген не объявит, что пришла пора снимать гипс. До тех пор никто из твоего клана тебя даже не увидит.
— Ты стараешься хитростью отговорить меня от достойной смерти, — мрачно определил Роуль.
— Я только что отправила гонца купить твоих любимых пельменей.
При одном упоминании о еде в животе у Роуля жадно заурчало, и это тоже было нечестно.
Он тяжко, очень тяжко вздохнул.
— Прекрасно, — сказал Роуль. — Но знай, Мышонок: я не стерпел бы подобного унижения, будь на твоем месте кто-то другой.
Девушка зарылась лицом в шерсть на его спине, и Роуль неожиданно для самого себя замурлыкал, что было бы обманом только в том случае, если бы он все еще думал убить себя. Но это осталось в прошлом. Он уже поменял решение.
Поэтому он перевернулся в объятиях Мышонка, чтобы в ответ хоть на мгновение ткнуться в нее носом, и погладил девушку по лицу подушечкой здоровой передней лапы. Потом спросил:
— Где они?
— Кто? — удивилась Мышонок.
— Где мои пельмешки?
* * *
Гримм смирно, безмолвно сидел напротив Эддисона Орсона Магнуса Иеремии Альбиона, копьеарха Копья Альбион, пока тот листал страницы составленного Гриммом письменного доклада. Копьеарх, надо заметить, читал очень, очень быстро.
— Вижу, — сказал Альбион, — здесь нигде не упоминается, что плененный экипаж «Итаски» был подвергнут заковыванию в кандалы.
— Их не заковывали, — ответил Гримм.
Приподняв бровь, Альбион воззрился на Гримма над оправой очков.
— Капитан Кастильо дал нам свое слово и поручился за свою команду.
Вверх взлетела вторая бровь копьеарха.
— Так просто?
— Конечно, — сказал Гримм. — Мы могли расстрелять их на месте. Разнести «Итаску» в пыль. Но мы этого не сделали.
Альбион задумчиво провел по губам кончиком языка и, едва заметно улыбаясь, опустил взгляд на стопку страниц представленного ему доклада.
— Расскажите о наших потерях.
— «Гремящий» был сбит. Корабль понес огромные потери — сто пятьдесят три убитыми, включая всех младших командиров, за исключением одного, а также сорок человек ранеными, — но благодаря кристаллам балансировки сумел продержаться в небе до тех пор, как его смогли найти в тумане катера спасателей.
— Тут сказано, — ткнул пальцем в стопку страниц Альбион, — что капитан Кастильо и его матросы заслужили особую благодарность за свое участие в операции по спасению выживших.
— На борту «Итаски» сохранилось больше исправных катеров, чем у всех нас, вместе взятых, — объяснил Гримм. — Ни один воздухоплаватель или военный моряк не сможет спокойно смотреть, как кто-то летит вниз, чтобы разбиться о Поверхность. Даже враги.
— Отчего бы это?
— Такие кошмары преследуют каждого из нас, — ответил Гримм. — Бой был окончен. Поэтому они помогли нам.
— И никто не попытался сбежать? — уточнил Альбион.
Гримм твердо покачал головой.
— Они дали нам слово.
— Понимаю… — пробормотал Альбион. — Как по-вашему, какие-то системы «Гремящего» еще можно использовать?
Вообще говоря, операции по поиску материалов для повторного применения считались делом чрезвычайно рискованным. Никогда не угадаешь, с какими ужасами столкнешься в простой, казалось бы, миссии по изъятию дорогостоящих подъемных и силовых кристаллов со сбитого судна. В конце концов, попытка что-то вернуть грозила потерей еще одного корабля: вероятность успеха такой миссии всегда колебалась между обретением ценностей и новой утратой.
— Я далеко не специалист по сбору и восстановлению кристаллов, сэр, — сказал Гримм. — Но прямо сейчас мы воюем с Авророй. И мы не в состоянии лишний раз осторожничать.
Альбион постучал ногтем о край своего стола, обдумывая это замечание.
— Сир?
— Да, капитан?
— Какая судьба ждет альбионцев?
— Они были захвачены в плен, — сказал Альбион. — Полагаю, их отправят на принудительные работы к подножию Копья.
Гримм стиснул зубы.
— Нет, сэр.
— Нет?
— Нет, сэр, — повторил Гримм. — Мне доводилось бывать там, внизу. Если хотите, чтобы пленники умерли медленной и мучительной смертью, с тем же успехом можно затянуть на их шеях по петле и поставить их на ледяные блоки. Куда меньше уборки потом.
— Не представляю, почему это должно вас беспокоить, капитан, — шевельнулся в кресле Альбион.
— Должно. Потому что именно мне они сдались, — отчеканил Гримм. — Они дали мне слово, сир. Они могли продолжать сражение, без заметных шансов на победу, и исход был бы кровавым. Но они сдались, и это спасло немало жизней и Альбиону, и Авроре. Я не могу допустить, чтобы капитану Кастильо отплатили таким грубым обращением.
— Мм-м-м-м… — протянул Альбион. Потом кивнул в сторону доклада и сказал: — Продолжайте.
— Экипаж «Победоносного» понес умеренные потери: одиннадцать погибших, сорок один раненый. Сильно пострадали корпус и мачты корабля, но ремонт не должен отнять больше десяти суток. «Доблестному» был нанесен лишь легкий вред. Никто не был убит, раненых всего полдюжины, и коммодор Байяр уже вернул судно в состояние боевой готовности.
— Как насчет «Хищницы»?
— Двадцать два человека погибших, — ответил Гримм, стараясь думать только о числах. — Тридцать два были ранены.
— Мы потеряли единственный тяжелый крейсер, — в задумчивости произнес Альбион, — и захватили «Итаску».
— То, что от нее осталось, — внес поправку Гримм.
— В отчете Байяра, — сказал Альбион, — отмечено, что единственная причина, по которой «Итаску» вообще удалось захватить, — то, что она была увлечена погоней за «Хищницей». Это вы выманили ее на открытое пространство.
— Поступить так было правильно, — кивнул Гримм.
— Согласен, — подтвердил Альбион, — очень многие способны понять, какой поступок будет правильным. Но когда для этого требуется рискнуть собственной жизнью, мало кто отважится довести замысел до исполнения.