Пленные, как один, показывают: гитлеровцы давно уже утратили надежду взять Ленинград. Они вымещают теперь свой позор под Ленинградом на его гражданах – женщинах, стариках и детях…

Есть у нас мальчик (увы, один из многих) десяти лет, Петя Дьяконов. Во время одного артобстрела ему оторвало обе ручки. Мальчик долго лежал в больнице, его выхаживали врачи, мать приходила к нему так часто, как ей позволяла работа. Мальчик вылечился, пришел домой. Вместо рук у него были два обрубка. Как лелеяла его мать, как старалась скрасить его жизнь – инвалиду Отечественной войны десяти лет. Восьмого декабря мальчик был на улице – мама вела его в кино. Немец начал стрелять по городу. Мальчику оторвало левую ногу, и на глазах его убило мать.

Вот новая «победа» генерал-полковника Линдемана!

Мальчик лежит в больнице. Он рассказывает сухим, деревянным голоском, подробно, бесстрастно. Закончив рассказ, он сказал: «Теперь я остался один» – и отвернулся от людей к стене, не плача.

Иван Карамазов говорил когда-то: «Не хочу я будущей гармонии, если хоть одна слезинка замученного ребенка останется неоправданной». Судите сами, чем же должна оправдать Россия кровь и слезы хотя бы одних ленинградских детей, хотя бы отсутствие слез у десятилетнего инвалида Пети Дьяконова.

Немцы и финны стреляют по Ленинграду только потому, что Ленинград не может быть взят ими, потому, что Ленинград живет. Он живет, я сказала бы, ожесточенно, вопреки всему, – «стиснув зубы, с железной решимостью», как говорили раньше.

Этой осенью, в те же дни, когда на наших домах появилась надпись: «Эта сторона наиболее опасна во время артобстрелов», открылось в Ленинграде художественное училище. Задачи училища – готовить мастеров внутренней отделки домов Ленинграда: специалистов по художественной лепке, окраске, по работе с мрамором и драгоценным деревом. Да, да, мы готовим мастеров украшения ленинградских жилищ! В начале декабря юные ученики разгружали подошедшую к зданию машину. Машина привезла скульптуры и гипс – пособия для занятий. Первым снарядом она была раздроблена на щепу, и из двадцати шести учеников, разгружавших ее, только три остались невредимы. Остальные были или убиты, или ранены. Двое из них, Иосиф

Короп и Вася Реутов, лежат рядом, в одной палате. Васе только недавно вынули из груди осколок. Они оба тяжело ранены, но оба надеются вернуться в свое училище, чтобы снова учиться художественной отделке зданий и сразу, как это только можно будет, начать украшать свой город.

Берггольц Ольга. Дневные звезды. Говорит Ленинград М., 1990. С. 261–264.

Из дневника востоковеда А. Н. Болдырева

1943 г.

16-е октября.

Все стоят чудные солнечные, чуть туманные дни, а ночи залиты лунным светом. Город, наш город! С тевтонским упорством не перестают громить его немцы. Сегодня с половины дня яростно била наша артиллерия, но скоро в ее грохот влились тяжкие громы разрывов. Обстрел был жестокий, он свирепствовал более четырех часов подряд, до темноты. С темнотой (я заметил теперь точно) немцы умолкают. Видно, огонь выстрелов демаскирует их дальнобойные пушки. Снаряды поражали весь наш район, Центр, Петроградскую, Выборгскую. Это то, что успел я случайно узнать. Идя с лекции на Васильевском Острове (где было тихо) домой пешком, ибо трамваи повсюду стояли, я узрел одно попадание опять на многострадальном углу «Подписных Изданий» и два в узком проходе у нашего Райсовета. Влетело и в Витебский вокзал и т. д. Так как шел уже третий час обстрела, то милиция ослабила свою непропускательную бдительность, и по улицам текли эти характернейшие быстрые, быстрые молчаливые ручейки пешеходов. Во всех подворотнях, парадных, под арками, за выступами жмутся кучки осторожных и робких, или просто глазеющих, выглядывая и тоскливо топчась. Вдруг страшный треск близкого разрыва. Во мгновение ока улица словно выметена начисто. Лишь несколько человек продолжают свой бег по панелям. Это разъяренные или российски-беспечные. Но через минуту опять текут, текут ручейки. Жизнь, прикрытая смертью…

Болдырев А. Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). СПб., 1998. С.305.

Из дневника Веры Инбер. «Почти три года»

17 октября 1943 года

Вчера, во время сильного обстрела, я пошла в приемный покой, куда уже начинали привозить пострадавших.

Одну из первых привезли сотрудницу ГИПХа, раненную в правую руку и в правую ступню. Бледная, дрожащая нервной дрожью, она крепко прижимала к груди бежевую «модельную» туфлю с правой ноги, измазанную кровью. На лице, возле рта, прямо под кожей, был виден осколок. «Торчал», – как сказал дежурный врач. Раненую сразу взяли на рентген.

Потом мы с Алевтиной Васильевной пошли на сторожевую вышку на крыше одного из наших зданий. Жутко было идти по косой, мокрой от дождя крыше и перелезать через какие-то натянутые провода. На осеннем горизонте – тяжелые, мрачные вспышки. Под ними – темные скопления домов. Купол Исаакия, шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости – на все это надеты теперь серые чехлы, скрывающие золотой блеск.

Начальник штаба ПВО сказал:

– Если ударит снаряд, немедленно лечь.

Но этого не понадобилось. Иначе наверняка не удержаться бы мне на покатой и мокрой крыше.

Инбер В. М. Почти три года. Ленинградский дневник. М., 2015. С. 259.

Из воспоминаний заслуженной учительницы РСФСР, учительницы русского языка и литературы 50-й школы Приморского района С. Н. Саговской

1943/44 учебный год. Осенняя учительская конференция. Большой зал Дворца пионеров, где назначена конференция, полон народа. Первая настоящая конференция за годы войны. Теперь это уже не собрание каких-то призраков. Это люди, более или менее оправившиеся от страшного перенесенного ими голода. Оживленные лица, быстрые движения. В зале стоит гул громких разговоров. Кое-где прорывается смех. Происходит ряд радостных встреч с прежними товарищами, друзьями. Сталкиваешься с ними, в первую минуту даже слов не находишь, а только радостно, крепко жмешь руку да смотришь друг на друга. Как, неужели выжили? Неужели встретились? Проходят первые минуты, и только тогда засыпаешь друг друга вопросами: как прожили эти годы? Где теперь? Звонок заставляет занять свои места. Разговоры стихают, начинается деловая работа. Во весь рост встают перед учительством вопросы огромной важности: о раздельном обучении, о повышении дисциплины и новых правилах поведения для учащихся. Внимательно, напряженно слушают учителя о тех новых задачах, которые встают перед ними. Слушают учителя о задачах школы, а неумолимое радио объявляет артиллерийский обстрел района. Свистят снаряды, иногда доносится гул разрыва, а конференция идет своим чередом. Жаль было бы прервать ее.

Опять новые классы, новые лица детей. Нужно с ними познакомиться, установить контакт, без чего для меня работа почти немыслима, нужно учесть специфические способности девочек – ведь я теперь работаю в женской школе.

Шестой класс, в