Внезапное движение застало фальшивый Голос совершенно врасплох. Она даже не подозревала, что Керита просто решила не двигаться и не говорить, когда осознала обрушившуюся на нее силу. Кем бы - или чем бы - ни был этот "Голос", она никогда раньше не пыталась контролировать защитника Томанака. Если бы она это сделала, то поняла бы, что никакое принуждение, никакое заклинание контроля или принуждения, даже подкрепленное силой аватара другого бога, не могло удержать волю или разум того, кто поклялся служить Богу Войны и коснулся Его души, как Он коснулся ее. И поскольку фальшивый Голос этого не поняла, она все еще смотрела на Кериту - вытаращив глаза в недоумении, - когда два одинаковых коротких меча, обернутых коронами ярко-синего огня, пронзили ее сердце и легкие.

Крик агонии, наполненный яростью, разнесся по залу для аудиенций, когда существо, маскирующееся под Голос Лиллинары, упало назад в обжигающем потоке крови. Керита вывернула запястья, прежде чем мечи выскользнули на свободу, и даже когда она это сделала, она двинулась вперед на носке левой ноги, в то время как ее правая нога мелькнула позади нее. Каблук ее тяжелого ботинка для верховой езды врезался в человека, которого она почувствовала, приближающегося к ней сзади. Это был не тот чистый центральный удар, на который она надеялась, но этого было достаточно, чтобы отразить атаку и отправить нападавшего на пол с воплем боли.

Керита позволила силе своего удара развернуть себя на левой ноге так, чтобы она оказалась лицом к лицу с майором Харлан и другими слугами Голоса. Потрескивающая голубая аура защитника Бога Света взревела подобно вулкану света, пронесшись по залу аудиенций подобно безмолвному урагану. Она цеплялась за нее, мерцая между ней и остальным миром, как тонкий полог молнии. Но она могла ясно видеть сквозь нее, и ее глаза нашли Парату с безошибочной скоростью. Сабля майора все еще вынималась из ножен, и по крайней мере половина остальных, казалось, была оглушена до мгновенного паралича. Но этот паралич не продержит их долго, и Керита знала это.

У каждого защитника Томанака был свой собственный предпочтительный стиль боя. Поведение Кериты было совершенно непохоже на поведение Базела, за исключением одного: ни один из них никогда не был готов встать в оборону, если у них был выбор. И поскольку не было никого, кто мог бы прикрывать ее спину или координировать действия, Керита Селдан решила сделать добродетелью тот факт, что она была только одна.

Она бросилась в атаку.

У нее не было никаких сомнений в том, что Парата была самой опасной из ее оставшихся противниц. К сожалению, Парата, казалось, не была склонна встречаться с ней в личном бою. Майор быстро увернулась, метнувшись за спину одной из испорченных жриц, которая встряхнулась, а затем бросилась навстречу Керите с одним кинжалом и с неприкрытой яростью, пылающей в ее глазах.

Правый клинок Кериты опустился с молниеносной скоростью и всей элегантностью тесака. Он отсек правую руку ее противницы, как секатор, срезающий ветку. Женщина вскрикнула, когда кровь хлынула из обрубка ее запястья, а затем левый клинок Кериты прошел через переднюю часть ее горла справа налево, взметнув веер крови. Часть крови брызнула на лицо Кериты, окрашивая его в цвет варварского рейдера Вакуо.

- Томанак! Томанак!

Боевой клич Кериты эхом разнесся по залу, когда еще один кинжал заскрежетал по ее нагруднику, и короткий, яростный выпад вонзил один из ее мечей в живот нападавшей. Смертельно раненая жрица упала назад, корчась и крича, и целительное чутье защитницы Кериты съежилось, когда она поняла, что все кинжалы, направленные на нее, были покрыты смертельным ядом.

Правой рукой она повалила третью жрицу на пол, в то время как ее левый меч метнулся вперед, чтобы нанести удар и парировать еще один кинжал. Она проскользнула между двумя противницами, убив одну и ранив другую, когда проходила мимо, а затем оказалась позади них всех и развернулась на цыпочках, как танцовщица, чтобы атаковать еще раз.

- Томанак!

На этот раз ее враги, казалось, не горели желанием вступать с ней в бой, и она улыбнулась, как кошка, обнажив белые зубы сквозь кровь на лице, когда снова врезалась в них. Упали еще две жрицы, затем еще одна, и, наконец, Керита услышала тревожный звон по всему храмовому комплексу.

Ее челюсть сжалась. Она нисколько не сомневалась, что Голос и Парата использовали силу своего покровителя, чтобы убедиться, что стражники Куэйсара верны им, независимо от того, знали ли эти стражники, чему они на самом деле служат. И даже если бы не было никакого вмешательства вообще, любой стражник, вошедший в этот зал для аудиенций и увидевший Голос и полдюжины или более ее жриц мертвыми на полу, вряд ли предположил бы, что человек, который убил их, был намеченной жертвой засады Тьмы. У нее было не более секунды, прежде чем на нее хлынул бы настоящий поток стражников и дев войны, и ее мечи сверкали, как смертоносные косы, когда она прокладывала себе путь через вооруженных кинжалами жриц к майору Харлан.

Тела между ними отлетели в сторону, кричащие или уже мертвые, и Парата больше не отступала. Майор все еще отказывалась бросаться вперед, наблюдая с не более очевидными эмоциями, чем змея, за тем, как ее союзники падали, как мертвое мясо, под клинками Кериты. Но она и не пыталась убежать, и когда Керита посмотрела на нее, она увидела то, чего никогда раньше не видела.

Кабель мерзкой желто-зеленой энергии соединил Парату с трупом фальшивого Голоса, и прямо на глазах у Кериты что-то потекло по этому кабелю. Что-то, исходящее от мертвого Голоса к живой Парате. И были другие кабели, которые также тянулись к павшим жрицам. Паутина тошнотворного свечения сосредоточилась на Парате, жадно всасывая все, что текло по ней. Керита не знала, что это было, но корона, которая цеплялась за Парату с самого начала, внезапно вспыхнула, яростная и яркая, как лесной пожар в поле зрения Кериты. И когда это произошло, Керита наконец поняла, с кем из Богов Тьмы она столкнулась, потому что позади Параты возникла огромная, отвратительная паучиха, окутанная пламенем.

Паучиха Шигу, королева Ада и Мать Безумия. Жена Фробуса и мать всех его темных детей. Гораздо более могущественная, чем ее сын Шарна, с грязной и извращенной злобой, с которой не мог сравниться