Шрифт:
Закладка:
Под конец меня подвели к картине, скрытой за занавесью. Она махнула рукой монаху, тот подошел и помог нам убрать штору.
«Вот, смотрите. Мадонна. Нет, платить ему за то, что он дернул за шнурок, не нужно… Ну как? Видите, кто это? Та женщина слева на самом верху».
Она встала спиной к картине, сняла очки и выжидательно посмотрела на меня. Я в растерянности разглядывала стаффажную фигурку и вдруг поняла, что она имеет в виду. «Она похожа на вас, синьора».
«Да, – ответила она гордо и глубоко вздохнула. – Это я. Принцесса Иоланда. Меня назвали в честь нее. Она была очень красивая. Несколько лет назад я была похожа на нее еще больше».
«Синьора, вы и сейчас очень похожи на нее», – подтвердила я вежливо.
Она быстро улыбнулась. Недоверчивость и ироническая сдержанность испарились. Она с оживлением предложила мне посетить и другие церкви. Я согласилась. Хотя, если честно, церкви меня интересовали не очень сильно.
Мы провели вместе всю вторую половину дня. Она так и носила с собой свои бутылки, а на мои предложения занести их домой отвечала уклончиво. И отказывалась, когда я предлагала ее угостить: нет, это лишнее. Дорого. Нам ведь и без этого хорошо, разве нет? Мы же не обязаны что-то пить? Нет. Вот и славно. И она вела меня дальше, вперед-назад через мосты, непрерывно рассказывая и показывая. В конце концов у меня совсем не осталось сил – и я сказала ей об этом. Она огорчилась: «Уже? Неужели вы думаете, что можно так быстро узнать Верону? Вы же еще не видели балкон Джульетты! Это недалеко…» Я промямлила что-то про письма. Важные письма, которые нужно написать в гостинице.
«В какой гостинице? „Aquila near“?! О мадонна, да вы же обезумели, детка! Роскошный отель! Я могла бы устроить вас в „Albergo“ за шесть лир в день!» Мне стало неловко. Я почти гордилась собой, когда нашла вариант за двенадцать. Я ответила: «Это было бы очень любезно с вашей стороны, но я скоро уеду…»
«Нет, вы никуда не уедете!» – решительно заявила Иоланда и в задумчивости склонила голову набок, став еще больше похожей на странную птицу с огромными глазами, увеличенными стеклами очков.
«Я знаю, как следует поступить. Вы будете жить у меня. Бесплатно».
Я удивилась и запротестовала: «Это хлопотно, ни в коем случае, я и так отняла у вас слишком много времени…»
«Возможно, моя комната для вас недостаточно хороша, – медленно проговорила она. – Я сначала не хотела показывать, где живу. Но теперь это не важно. Я устрою вас с максимальными удобствами, насколько это будет в моих силах. Да! И мы вместе приготовим ужин, согласны? У меня есть абсолютно чистые простыни, правда! Что? Вы же придете, да?»
Я сомневалась, искала повод отказаться так, чтобы не обидеть. А потом уловила в ее взгляде нечто, родственное отчаянию. Она стояла, протягивая ко мне руки, и нервно моргала.
Не успев подумать, я ответила: «Да, приду». И в следующую секунду осознала, что повела себя по-идиотски. Иоланда не дала мне шанса передумать. Столько всего нужно устроить! Где мой чемодан, он собран? Нет, не на машине. И не на автобусе. Если он маленький, мы просто понесем его в руках. Она живет на том берегу Адидже – вон там, наверху. «Ах там? Ну да, веселенький квартальчик», – думала я, наполовину забавляясь, наполовину злясь на себя за собственную выходку. Ладно, посмотрим.
И я все посмотрела. Мы плутали путаной вереницей ворот и калиток, поднимались по крутым лестницам и срезали путь через дворы, которые кишели детьми. Иоланда шла быстро и иногда коротко кивала, приветствуя мамаш, свисавших с лестничных перил. Когда я в манере туриста-неофита остановилась, чтобы заглянуть в узкий проулок, она меня раздраженно поторопила. Всюду роились группки ничего не делающих людей, они свистели и смеялись. Осознав, что в этом квартале я выгляжу слишком прилизанно, я сняла шляпку и спрятала в карман перчатки. Наконец мы пришли.
Низкий, почти вкопанный в землю подъезд, темная лестница.
«Осторожно, – раздался голос Иоланды, – тут дыра. Подождите!»
Зажглась спичка, я разглядела ее стройные ноги где-то вверху и, спотыкаясь, пошла следом, а чемодан все время лупил меня по коленкам. В каком-то углу мелькнула бледная Мадонна на золотом фоне, Иоланда осенила себя крестом, и на стену упали огромные тени. Еще четыре спички – и лестница превратилась в лоджию с освещенными проемами, под нами зиял черный двор.
«Постойте пока там». Она открыла дверь. Я подождала, пока Иоланда зажжет свечу на плите. «Ну вот мы и дома. – Она повернулась ко мне с неуверенной улыбкой. – Присаживайтесь у окна, пока я тут все устрою. Нет, вы ничего не найдете, позвольте я все сделаю сама».
Она открыла ставни, и огромную комнату залил теплый закатный свет. Вся Верона раскинулась предо мной, розовая и золотая, с кривой линией бледно-зеленой реки между белыми берегами. Едва слышно поскрипывали калитки и ворота, за углом завели песню, а в конце улицы ее подхватили.
«Иоланда, – выдохнула я, – у вас тут очень красиво».
«Это хорошая комната, – ответила она, – папа и мама прожили здесь всю жизнь, а до них здесь жили их родители. Это был настоящий дворец».
Позволив себе усомниться в ее словах, я тем не менее почтительно переступила через кучу хлама, который был здесь повсюду. Пустые коробки, груды одежды, комоды с выдвинутыми ящиками, битая посуда. Иоланда ловко расчистила небольшой круг на каменном полу. «Видите? Мозаика. А еще вот, видите? – Она подняла свечу к потолку. – Тут росписи». Надо же, действительно! Среди отсыревшей штукатурки я различила полустертый орнамент и женские лица. «По вечерам я часто лежу и рассматриваю их, – сообщила она. – Они составляют мне в некотором роде компанию. У них разные характеры. И они по-разному улыбаются, видите?»
«Вы очень одиноки, Иоланда?» – спросила я напрямую.
Она отвернулась к плите, немного повозилась с кастрюлями и коротко ответила: «Да. Очень».
«Но вы же часто здоровались с людьми на улице».
Она сделала презрительный жест: «Даже если так. Мне с ними плохо. Они необразованные. У них некрасивый итальянский. Без них лучше».
Я снова подошла к окну. Золото поблекло, внизу зажглись огни. На фоне неба контур
