оператором, с которым она когда-либо работала. Она не могла в это поверить. Это было совершенно не в его духе. Они с Гарольдом, ее звукорежиссером, собирали свое оборудование в фургон, как будто очень торопились уехать оттуда. И теперь она поняла, что они оба были необычайно молчаливы с момента интервью. Обычно, когда камера останавливалась, их невозможно было заткнуть.

Но интервью прошло хорошо. Не так ли?

Это было что-то, что она сказала или сделала? Вроде бабушка улыбалась, девочка молчала, но смотрела в кадр. Что не так?!

К этому времени прибыли представители печатных СМИ, некоторые из них приехали из Бангора и Портленда, и они разговаривали с Сьюзи и ее бабушкой на ступенях перед домом, где она снимала их раньше. Вспыхивали лампочки фотоаппаратов. Сьюзи улыбнулась.

Берни и Гарольд выглядели мрачно.

— Эй, ребята. Вы не хотите ничего мне рассказать? Я думала, здесь все прошло гладко.

— Так и было, — сказал тихо Берни.

— Ну и что? В чем проблема?

— Ты сама не понимаешь?

— Нет. Честно, нет.

— Ты стояла прямо там. Я подумал, что ты, должно быть, видела — и все равно пошла дальше. Извини.

— Видела что?

— Когда она уронила куклу.

— Точно, я видела, как она уронила куклу. Но что в этом такого?

— И она наклонилась, чтобы поднять ее.

— И?

Он вздохнул.

— У меня все записано на пленку. Мы можем посмотреть в студии. Я хочу знать, что это было не просто мое воображение.

— Это не так, — сказал Гарольд. — Я тоже это видел.

— Да что черт возьми происходит! Я не понимаю. О чем вы оба говорите?

Она взглянула на Сьюзи стоящую на ступеньках. Девочка смотрела прямо на нее, не обращая внимания на репортеров, нахмурилась — и на мгновение задержала взгляд. Ей все это надоело, — подумала Кэрол. — Вот причина хмурого взгляда. Она улыбнулась. Сьюзи не улыбнулась в ответ.

И она понятия не имела, в чем заключалась вся эта загадка, пока они не прокрутили пленку в студии, и она увидела, как девочка уронила куклу и опустилась чтобы поднять игрушку, и Берни закричал "там" и остановил пленку, чтобы она увидела то, что не заметила в тот момент, потому что она так резко отвернулась. Она испытала странное смущение за эту маленькую девочку, такую взрослую и зрелую для своего возраста, что просто не отдавала себе отчет, о том что увидела — длинные, широкие, бардовые рубцы вдоль задней части обоих бедер чуть ниже линии трусиков, которые сказали ей, что это была не только умная, храбрая маленькая девочка, но, возможно, и грустная и глупая, которая осушила ванну и набрала 911, чтобы спасти жизнь своей матери.

Жизнь, которую, возможно, не стоит спасать…

Никто этого не заметил. Ни полицейские, ни скорая помощь. Никто.

Она снова прокрутила пленку и поставила на паузу, зафиксировав стоп-кадр. Господи Иисусе. Ей было интересно узнать об этом у бабушки. Что сможет рассказать эта женщина о своей внучке… она должна была знать. Как она могла не знать?

— Что ты хочешь делать? — спросил Берни.

Она чувствовала некую твердость, решимость спасти этого маленького ангела, пока его не замучили. Она готова бороться за эту душу.

Возможно, не так, как сама маленькая девочка. Она вспомнила тот последний взгляд со ступенек. Видимо ребенок за четыре года своей жизни уже устал и разочаровался в людях.

— Я хочу позвонить репортерам, которые были там с нами, и открыть им всем глаза. Поделиться записью. Позвонить в полицию и органы опеки и передать им копии интервью. Я хочу, чтобы мы сделали то, что ее дочь, очевидно, не могла заставить себя сделать. Я хочу, чтобы мы сделали все возможное, чтобы утопить эту сучку.

Берни и Гарольд, были не против.

Перевод: Константин Хотимченко

Вестерн с мертвецами

Jack Ketchum, "The Western Dead", 2008

— Пуля в лоб, и дело с концом, — сказал Сэм Питтс.

— Иногда мне хочется позабавиться с ними подольше, — возразил Чанк Колберт.

— Напрасная трата боеприпасов!

— Боеприпасов у нас полно, а вот с женщинами беда.

Вечно Чанк болтал про женщин, и Сэм вынужденно соглашался с его правотой, как ни раздражали его напоминания об этом утром, днем и вечером. Если не считать апачей, ближайшей отсюда женщиной была вдова Хеллер, на Джиле, жившая милей выше. Еще вспоминались жена и дочь Одиночки Чарли Максуина, жившие на полпути к Форт-Томасу. На Этту, жену Чарли, было любо-дорого посмотреть, дочь тоже была хороша собой, зато от вида вдовушки Хеллер даже гремучая змея забилась бы со страху в свою нору.

Сэм задумался, как все они там сейчас.

Сэм, Чанк и Док Кливленд ютились в хилой тени соломенного навеса, щурясь от безжалостного солнца и от его отражения от прокаленного саманного кирпича. Их внимание было поглощено апачем Белых гор, которому Чанк только что отстрелил левую руку из своего кольта калибра 0.44 армейского образца и который теперь полз к ним по двору, кривя рот, как будто чувствовал, что ему недолго осталось. По мнению Сэма, в этом он был прав.

Чанк снова выпалил, и в набедренной повязке апача появилась здоровенная дыра.

— Ну и ну! — сказал Док. — Чем парень теперь будет женихаться? Вон его женилка, валяется позади него.

— Ты врач, Док, — бросил Чанк, — тебе виднее. Мне мой выстрел очень понравился.

— Хорош дурачиться, Чанк, — не вытерпел Сэм. — Лучше бы я добил его из «спенсера».

На таком близком расстоянии заряд «спенсера» оставил бы от бедняги мокрое место.

— Как скажешь, Сэм.

Чанк глотнул виски «Сорок шагов», еще сильнее прищурился на солнце, прицелился и выстрелил. Апач рухнул, как подкошенный. Верхняя часть его черепа отлетела далеко в сторону. Сэм не мог не восхититься тем, как лихо Чанк управляется с кольтом и с виски. Сорт «Сорок шагов» представлял собой чистый спирт, закрашенный то ли кофе, то ли жженым сахаром, и по-видимому, как раз сорока шагами исчерпывалось расстояние, которое мог преодолеть любитель этого пойла, прежде чем его на длительное время разобьет паралич. Тем не менее Чанк тянул его все утро, пока постреливал в дохлых воинов с Белой горы, а иногда и в их скво.

— Какие-то они нынче вареные, тебе не кажется, Сэм?

— Их меньше, чем было в этот час вчера. И не вылезают по трое-четверо, все больше по одиночке. С чего бы это, как считаешь?

— Понятия не имею. Откочевали, что ли?

— Может быть.

Правда, во дворе уже валялась дюжина тел. Дождавшись блаженной вечерней прохлады, они сложат их в