(смотри, чтоб она после этого фокуса не принялась снова устраивать репрессии, а то тебя незавидная участь ждет. раз ты веселый, то будешь шутом при королеве)

Главное, чтоб не горшком. А то у них есть сомнительное свойство иногда умирать, хех.

Юри сняла трубку на четвертом гудке. Судя по тяжелому дыханию, она явно торопилась.

— А…Алло…

(пожалуйста, сдержись, не надо твоих приколов родом из двора)

Скрипя зубами и скрепя сердце, я внял этому совету и ответил как цивилизованный человек.

— Привет, Юри. Не отвлекаю?

— К-конечно, нет… Г-гару, что т-такое?

«Да так, есть у меня некоторые основания полагать, что к тебе, девочка выехал, гроб на колесиках, уже улицу ищет». Но вовремя прикусил язык. Такие мощные иносказания даже Юри с ее начитанностью не поймет.

— Ты занята сейчас и до конца дня?

На том конце провода случилась некоторая заминка, после чего Юри неуверенно ответила:

— Н-нет, с у-уроками я з-закончила еще вчера, а д-домашних д-дел и нет ни…ни…никаких.

Моя ж ты хорошая. Всем бы быть такими ответственными, и мы жили бы в идеальном мире.

— Я невероятно рад это слышать. Потому что тогда для тебя есть предложение. Самого что ни на есть личного характера.

Может, это моя распаленная психика взыграла или самооценка бустанула, сам не знаю — но только показалось, что я услышал затаенный сладостный вздох. Скорее всего, только иллюзия…

— К-конечно, — быстро ответила Юри, — я… я сейчас буду.

Значит, не показалось! Только придется щас малость ее разочаровать. Да я и сам разочарован… так, Игорян, соблазнить ее и рут закрыть еще успеешь потом. Щас твоя задача обеспечить наступление этого самого «потом».

— Только ты это… не у меня будь. Я щас у Моники дома.

— У М-Моники? В-вот как? — В словах Юри послышалась искренняя досада.

Знаю я, знаю, что облом. У самого с этого полыхает слегка, а что делать?

Юри откашлялась и добавила уже осторожнее.

— Г-гару, а она знает, что ты там?

За кого она меня принимает? За чела, который на регулярной основе практикует проникновение со взломом?

(ну насчет проникновения с Моникой у тебя уже вопрос решенный, хихи)

— Конечно, знает, — заверил я, — Нацуки тоже тут. Мы че-т решили спонтанно устроить маленький междусобойчик вне клуба и поняли, что без тебя не кайфово. Все равно, что бутерброд без колбасы…

— Я бы предпочла, Гарик, чтобы ты вообще не упоминал при мне слово на букву «К», оно идет вразрез с моими убеждениями, — заявила Моника.

Я прижал динамик ладонью и повернулся в ее сторону. Оттуда доносилось шипение и сдавленный писк — Нацуки не очень стойко переносила «лечение».

— Что такое, Монкер? — поинтересовался я, — успокойся, щас даже в топовую колбасу мяса не кладут почти, разве что губы свиные да хвосты.

Фу, так приукрасил, аж самому гадостно стало.

Она небрежно махнула на меня рукой, как на доставучую муху и вернулась к своим врачебным обязанностям. Вернулся и я.

— Ну так что? Нам тебя ждать? Мы уже кофе нахлестались, а хочется чаёчку горячего, душистого, чтоб прям до костей проняло… никто, кроме тебя, такой сделать не способен, Юри…

— Ладно-ладно, я в-выхожу, м-можешь не р-распинаться.

Даже по голосу было слышно, как она улыбается. Рисуй галочку, брат. Одна есть. Теперь осталось вытащить сюда Сайку — и дело в шляпе.

— Жду.

Я ткнул в красную трубку и выставил в сторону Моники большой палец. Она тем временем закончила с ранением Нацуки и теперь сметала осколки фарфора в совочек. Вот тут-то и стало еще раз очевидно, почему короткие ночнушки — игрушка дьявола Изо всех сил смиряя плоть, я уткнулся в телефон и набрал номер Саёри. Здесь-то проблем вообще возникнуть не должно. Ее даже уговаривать не придется. Так что максимум две минутки на беседу. И я соберу всех, как покемонов в игре.

Однако Саёри не подходила к телефону. Гудки проходили, так что отключен он точно не был. Вот растяпа! Наверняка опять забыла его где-нибудь… Например, в кармане пиджака. Да только это странно — форма школьная у нее обычно в комнате валяется таким страшным серым комком…

Гудки все продолжались и продолжались. Причем один стал казаться громче другого… биииип! бииииип!

Я потер висок в попытке прогнать волнение, но оно уходить отказывалось. Прочно угнездилось где-то в районе поджелудочной. Закопалось червячком и прогрызло себе ходы… нет, разбомбило как из гребаной базуки.

(как говаривал один бородатый деятель хип-хопа, что-то, блядь, неладно здесь)

— Эй, Золушка! — крикнул я, — бросай свой совочек и иди сюда.

Моника что-то в мой адрес сказала (не разобрал, что именно, наверняка похвалила за отсутствие подхалимства!) и вскоре предстала передо мной во всем своем великолепии.

— Что такое, Гарик?

Теперь, когда Нацуки была помимо своей воли в нашу тайну посвящена, Моника стала звать меня как привыкла.

— Пожалуйста, набери Саёри. Че-т она не отвечает.

Моника вопросительно подняла бровь.

— И ты полагаешь, что моя сила убеждения настолько велика, что МНЕ она ответит?

Я пожал плечами.

— Мало ли… вдруг она обиделась за что-то. Я, правда, понятия не имею, чем мог бы накосячить…

(это не в ее характере абсолютно, Игорян)

Именно. Поэтому мне и неспокойно. Разум все пытается найти рациональные объяснения и не может. Остаются нерациональные, от которых в горле комок образуется.

— Прости. — Моника отложила телефон, — я могу, конечно, еще с рабочего номера набрать, если хочешь, но не думаю.

— А че вы оба завелись-то, м? — вклинилась Нацуки. — Или забыли, с кем дело имеете? Это ж Саёри! Точно забыла телефон на кухне, а сама в спальню усвистала, наушники нацепила. Успокойтесь оба!

Иронично даже прозвучало, если учесть, какой перформанс она тут перед нами изображала совсем недавно. Даже с членовредительством, как в том случае с «Джанго освобожденным», когда ди Каприо во время сцены руку бокалом рассек.

Нацуки тоже выдала исполнение, достойное «Оскара». И премии «Сатурн» на сдачу. Что-то слишком много их в последнее время. Сначала Майкл вещает как злодей из фильмов про Бонда (с кнопкой!), теперь вот Нацуки кризис личности в прямом эфире переживает? А кульминация где?

(ты знаешь, где)

Я действительно знал. Все это время знал. Только прогнал мысль об этом на самый краешек разума, прямо в подсознание заныкал.

(а на том краю разума