Теперь придется пожимать плоды. Или пожинать? Гару бы сказал наверняка. Он же смышленый. Причем во всех смыслах — и в книжных, и в жизненных. В отличие от нее. Сама она разве что напортачить мастер, а вот чтоб свою ошибку исправить…

При мысли о том, что придется снова звать Гару на помощь, Саёри нервно повела плечами. Он не откажет (по крайней мере, раньше никогда не отказывал), но ворчать и зудеть будет так, что голова лопнет. Опять заведет свою шарманку про информационную гигиену, антивирусы и тому подобные страшные вещи. А ей останется только сидеть и глупо хихикать, пока он пыхтит возле монитора, то и дело вбивая с клавиатуры хитрые команды.

Еще совсем недавно Саёри бы предпочла провалиться к центру Земли, чем такое позволить. Но в последние несколько дней тучки совсем не свирепствовали. Это удивляло. Ведь на первый взгляд, в жизни не изменилось ровным счетом ничего. Да и на второй тоже.

«И тем не менее ты теперь улыбаешься себе в зеркале, не так ли?»

Значительный прогресс. Если учесть, что порой не хватало сил даже выбраться из постели, чтоб до этого самого зеркала доползти.

Что-то стало другим.

Нет, не так.

Кто-то стал другим.

Саёри никому об этом не говорила, но она сердцем чувствовала, что Гару изменился. Ровно с того самого дня, как она предложила ему вступить в клуб. Это чувство крепло в ней всю неделю и окончательно оформилось к пятнице. Когда они сидели вместе, плечом к плечу, в ее спальне и рассматривали альбом с рисунками, впервые за долгое, очень долгое время, Саёри не ощущала привычной тоски. Только спокойствие и тепло. Это сочетание ей понравилось. Слишком понравилось, чтоб его отпустить. Поэтому пусть Гару ворчит хоть до завтрашнего утра… или откалывает странные шуточки, которые до нее не доходят, хоть убей.

Впрочем, Саёри была согласна даже на посиделки в молчании. Лишь бы он был рядом.

Если бы ее спросили, что именно произошло с ее соседом и, как нынче говорят одноклассницы, крашем, она бы ответила сущую глупость. Но глупость точную. В Гару стало больше жизни. Внутри него как будто разжегся огонек. Недотепа, с которым раньше можно было разве что последний эпизод хайпового аниме обсудить, оказался внимательным, чутким, да и в стихах понимал даже больше ее.

(а может, и побольше Моники)

Недотепой быть не перестал, конечно, но это уже мелкие детали. В его неловкости даже был определенный шарм. Или так казалось из-за розовых очков.

Саёри окинула взглядом письменный стол. Солнечные лучи желтыми полосами падали на его поверхность. Так же, как и в тот день, когда она написала свое первое стихотворение для клуба. Гару угадал — последние строчки родились за завтраком.

(…только кушать хочется очень)

Заурчал желудок. Ничего не попишешь — такая уж особенность организма. Только стоит подумать о еде, как он сразу же просыпается и начинает капризничать. Нацуки часто шутит, что внутри у Саёри самая настоящая топка, в которую надо подкидывать топливо. Не совсем так, но в чем-то она права. Когда тучек собирается слишком много, забить тот шум, который они приносят с собой, удается только вкусняшками. Но сегодня, к счастью, день безоблачный не только за окном. Однако подкрепиться все же не помешает.

Саёри подхватила со стола мобильник. Если оставить его здесь, даже с выкрученным на полную рингтоном звонка не услышишь. Моника вроде как обещалась позвонить с фестивальными делами… или Гару…

Перед глазами снова предстал огонек. Маленький, теплый и уютный, он потрескивал прямо у нее на ладони.

Да, телефон определенно нужно взять. Саёри очень надеялась, что он позвонит. Какая-то часть ее, прежняя часть, все еще корила себя за это. Внутренний голос, ее давний знакомый, не уставал напоминать, что нельзя отягощать друзей своими проблемами — у них и без того полным-полно забот и более интересных занятий. Но теперь этот голос стал гораздо слабее. Его перекрывал другой. И тот другой своих желаний не стыдился ни капельки.

Саёри второй голос очень нравился. Он звал ее Сайкой и говорил ласково, но без излишней сладости. Очень знакомый голос. Родной.

Но поскольку желудок умолкать отказывался, пришлось сперва подумать о нем. В холодильнике нашлась пара яиц и кусок сыра. С хлебом повезло меньше — остался только ржаной, поэтому традиционные тосты отпали. Но Саёри не расстроилась. Пусть в готовке до уровня Нацуки ей далеко, но кое-что она все-таки смыслит.

«А ведь у тебя не так много козырей в рукаве» — возникла непрошенная мысль, — «по сравнению с остальными так уж точно».

Что есть, то есть, согласилась Саёри, пока выкладывала на разогретую сковородку хлеб. Моника — звезда школы, яркая и амбициозная. Знает, чего хочет и как это получить. Юри с ее аурой загадочности и изысканности. Нацуки с ее вечным контрастом взрывного темперамента и мягкости. Кто она в сравнении с ними? Просто неуклюжая девчонка, с которой Гару когда-то гулял в детстве. Какой шанс, что он выберет ее из всех остальных? Десять процентов? Один процент? Сотая процента?

Те краткие секунды, что они с Гару провели под козырьком магазина в пятницу, говорили, что шанс был. И потом, а разве обязательно забирать его в безраздельное пользование? Наверное, все, даже Нацуки, признали бы, что Гару сплотил клуб. Всю неделю они четверо грелись у этого огонька, словно путники, уставшие после долгой дороги.

Надо обязательно записать такую удачную…. штуку и потом в какой-нибудь стишок впихнуть. Девочкам должно понравиться. Может, и Гару тоже оценит. Хвалил же он ее прошлые работы. Чего на самом деле раньше от него тоже было не дождаться. Максимум, на который Гару был способен — кивок и короткое «угу». И это в лучшие дни. Обычно Саёри шла в школу одна.

«Спи и ни о чем не беспокойся. Ты не одна» — так он тогда сказал на прощание.

Саёри нахмурилась и рассеянно уставилась на шкворчащую сковороду. Как же глупо вышло! Кто мог вообще забраться к Гару в дом? Даже если не брать в расчет, что в городе преступлений ноль, потому что все друг друга знают, какой в этом смысл? Денег у него нет, иначе не одалживался бы у Моники, взять тоже нечего, кроме телевизора да старенькой приставки… Просто иллюзия, игра света, которую подсунул мозг…

А если нет?

Если странная тень оказалась