— Ничего, я поговорю. А почему вы хотите похудеть?

 — Я не хочу, это в контракте. Шнелленхамер требует, чтобы я весила не более 108 фунтов.

 — Опять Шнелленхамер! Ну, знаете!

 Он подошел к шкафу и распахнул дверь. Магнат вылез на четвереньках. Уилмот отвел его к столу.

 — Пишите новый контракт, — сказал он. — Без этих фунтов.

 — Послушайте…

 — Это случайно не ваш меч? — учтиво осведомился Уилмот у прекрасной Гортензии.

 — Сейчас, сейчас, — сказал магнат. — Сию минутку.

 — Кстати, — заметил Уилмот, — насчет жалованья.

 — Сколько вы получали? — спросила Гортензия.

 — Полторы тысячи.

 — Даю три. Я искала такого менеджера всю жизнь. Какая твердость! Какая смелость! Какая сила! В общем, три тысячи.

 Обводя взглядом комнату, Уилмот заметил что-то на шкафу с картотекой. То была Мейбл, благоговейно взиравшая на него.

 — Разрешите представить вам мою невесту, — заметил он.

 — Очень приятно, — сказала Гортензия.

 — Очень приятно, — сказала и Мейбл.

 — Почему вы там сидите?

 — Да так, сама не знаю.

 Деловитый Уилмот прервал девичью болтовню.

 — Мисс Бервош, — сказал он, — хочет заключить со мной контракт. Садись, пиши.

 — Сию минуту, — отвечала Мейбл.

 Шнелленхамер тем временем думал. Он не был уверен, как правильно: «никаких диэт» или «никаких диет».

Арчибальд и массы

 — Возьмем социализм, — вдумчиво заметил Портер. — Куда ни пойдешь, он тут как тут. Видимо, вошел в моду.

 Говорили мы, собственно, о свекле, ничто не предвещало этих слов, но завсегдатаи «Привала» легко меняют тему. Мы летаем. Мы порхаем. Мы, как выразился образованный Джин-с-Горькой, можем буквально все, словно жена Цезаря. Мгновенно изменив курс мысли, мы занялись новым предметом.

 — Да уж, — согласился Светлое Пиво, — что верно, то верно.

 — Куда ни пойдешь, — поддержал их обоих Пиво Покрепче. — Наверное, что-то в нем есть… Нехорошо все-таки — мы живем, не тужим, а кому-то не на что выпить.

 Мистер Маллинер кивнул.

 — Именно так, — заметил он, — думал мой племянник Арчибальд.

 — Он что, социалист?

 — Побыл немного. Светлое Пиво наморщил лоб.

 — Кажется, — припомнил он, — вы о нем говорили. Это он бросил курить?

 — Нет, то — Игнатий.

 — Значит, он служил у епископа?

 — Нет, то — Августин.

 — Вижу, у вас много племянников.

 — Хватает. Что до Арчибальда, напомню: он кудахтал лучше всех в Лондоне.

 — Ну, конечно! И обручился с Аврелией Каммарли.

 — Да-да. К началу нашей повести он был самым счастливым человеком в своем почтовом отделении. Однако, как это ни печально, тучи собирались, и буря едва не утопила утлый челнок любви.

 Немного обрученных пар (сказал мистер Маллинер) начали так хорошо, как Арчибальд с Аврелией. Даже циничный свет поневоле признал, что их ждет счастливый, прочный брак. В любовном союзе главное — единство вкусов, а уж оно у них было. Арчибальд любил кудахтать, Аврелия — слушать кудахтанье.

 Однажды, блаженный и охрипший, племянник мой шел домой, чтобы переодеться к обеду, как вдруг на его пути встал обтрепанный субъект и сообщил, что он три дня в рот не брал хлеба.

 Арчибальд немного удивился — в конце концов, он не врач, но случилось так, что недавно он не мог взять в рот даже хорошего сыра, а потому уверенно ответил:

 — Это ничего. Нос заложило, от простуды.

 — Ну прям! — возразил незнакомец. — У меня чахотка, сухотка, больная жена, пятеро детей и никакой пенсии, хотя я служил семь лет. Сами понимаете, интриги. Хлеба я не ел, потому что купить не на что. Послушали бы вы, как плачут мои детки!

 — С удовольствием, — сказал учтивый Арчибальд. — А вот насчет хлеба… Он дорогой?

 — Ну, понимаете, бутылка — дороже, а если в розлив — еще туда-сюда. Тоже не даром!

 — Пятерки хватит?

 — Перебьюсь.

 — До свидания, — сказал Арчибальд.

 Встреча эта произвела на него глубокое впечатление. Я не скажу, что он призадумался — думать он, в сущности, не умел, но все же ощутил, что жизнь сурова, и с этим ощущением пришел домой, где лакей его, Мидоус, принес ему графин и сифон.

 — Мидоус, — осведомился мой племянник, — вы сейчас не заняты?

 — Нет, сэр.

 — Тогда поговорим о хлебе. Знаете ли вы, что у многих его нет?

 — Знаю, сэр. В Лондоне царит бедность.

 — Нет, правда?

 — Еще какая, сэр! Съездите в Боттлтон-ист, услышите глас народа.

 — Народа?

 — Вот именно, сэр. Называется «массы». Если вас интересует страдалец-пролетариат, могу дать хорошие брошюры. Я давно состою в партии «Заря свободы». Как явствует из названия, мы — предвестники революции.

 — Это как в России?

 — Да, сэр.

 — Убийства всякие?

 — Они, сэр.

 — Шутки шутками, — сказал Арчибальд, — а себя заколоть я не дам. Ясно?

 — Ясно, сэр.

 — Ну, тогда тащите брошюры. Полистаю, полистаю…

 Если знать Арчибальда, как я (продолжал мистер Маллинер), трудно поверить, что его, скажем так, разум совершенно переменился от этих самых брошюр. Я даже не думаю, что он прочитал их. Вы же знаете, что такое брошюра — разделы, подразделы, пункты,