Глядя на снимок, один из врачей сказал:

– Смысла что-то делать уже нет. Этот человек уже почти труп.

– Пока он жив, есть смысл бороться за его жизнь, – возразил другой медик.

– Потом он мне лично говорил: «Если бы Магомед не был спортсменом, молодым, физически крепким, я бы даже не рискнул его оперировать. Потому что у него уже глаза были желтые – когда мозг начинает умирать. Был очень маленький шанс, что он выживет», – добавляет Сурхай Сунгуров.

Магомеду потребовалась срочная операция, и врачи потребовали письменное согласие его семьи. К счастью, родной брат мужа был по-прежнему рядом. Он подписал все документы, и Магомеда тут же забрали в операционную. Его спутники остались стоять в проходе…

А я… Я всю ночь писала супругу и звонила его брату, чтобы он дал телефон Магомеду, и я могла бы просто услышать голос мужа. Но Абдусалам все время отговаривался: объяснял, что брат лежит в палате и спит или что он на приеме у врачей, его будут долго осматривать…

Он не говорил мне о самом страшном, щадя мои чувства, но мне от этого было не легче. Я сидела всю ночь без сна, читая, что пишут на сайте allboxing.ru. И только под утро наконец увидела новость: «Магомед Абдусаламов введен в искусственную кому»…

…В ту ночь Магомеду открыли череп для медицинского вмешательства. Из восьми местных хирургов лишь один, индиец по происхождению, решился на эту операцию.

И успел спасти моего мужа, когда счет времени шел уже на минуты.

Я даже видела фотографии той операции. Чем-то похоже на эпизод фильма «Робокоп» – такая же страшная и кровавая сцена…

– Операция шла очень долго… Никто ничего не знал, и это была самая тяжелая ночь в моей жизни, – позже сказал Борис Гринберг.

Я могла бы сказать то же самое, но…

Тяжелых ночей мне предстояло множество.

И какая из них хуже – сказать, увы, не могу.

Кто виноват?

Несчастные случаи происходят везде и всегда: где-то чаще, где-то реже. Спорт, а тем более единоборства, всегда связаны с риском для жизни и здоровья. И я всегда это понимала, но… Одно дело – понимать, другое дело – узнать, что мой муж, могучий и непобедимый, не просто получил травму, он при смерти. И на вопрос «Как это получилось?!» нет четкого ответа…

– Я считаю, что свою роль сыграли все факторы, – рассказывал позже Борис Гринберг. – Для подготовки у Маги был хороший кэмп и спарринги, я даже специально поменял тренера! Мы после второго боя переехали в Окснард в Калифорнии, знаменитый боксерский город, откуда вышли многие «звезды». Магомед в этом городе занимался в особом зале – там и готовился почти ко всем своим боям. Но ему больше хотелось жить во Флориде, и мы вернулись туда из Калифорнии вместе с его семьей. Здесь и стали тренироваться…

Я знал, что Магомед пойдет очень далеко, я был уверен, что он станет чемпионом мира и побьет всех в своей весовой категории. И я думаю, если бы последний роковой бой не был таковым, Магомед бы всего добился. Он победил бы Переса – и мы побили бы всех. Я уверен, что он нокаутировал бы и Деонтея Уайлдера, и Тайсона Фьюри, потому что, в отличие от других, он не просто боксировал, но еще и бил со страшной силой, и когда попадал, никто не мог устоять.

Я не сомневался ни минуты, что он станет чемпионом мира: такого боксера, как Магомед, не было среди тяжеловесов – и сейчас нет. Был уверен, что он пройдет Переса, но недооценил его соперника – у того была бешеная мотивация на Магу.

У самого Магомеда же всегда была одна особенность: он никогда сам не начинал активно вести бой, всегда присматривался. А Перес изучил все его бои – и первым бросился в атаку. И первой же «двойкой» попал ему, очень сильно, а Мага в ответе очень сильно повредил левую руку. Соперник же сломал ему лицевую кость, и все сразу пошло не по плану.

Конечно, Мага мужественно достоял до конца, но уступил инициативу. Перес стал работать первым номером, и оказалось, что даже такие гиганты, как Магомед Абдусаламов, могут проиграть. Это было самое страшное время в моей жизни…

Тренер Гаджимурат Газиев высказался короче:

– У Магомеда голова была крепкой, и это сыграло негативную роль: в том бою с Пересом, если бы он быстро отправился в нокаут или нокдаун, такого ущерба для здоровья могло бы и не быть.

Как бы то ни было, главными виновниками трагедии были врачи. Мой муж фактически потерял полтора часа, за которые хотя бы что-то можно было сделать! Скорее всего, он бы сейчас и ходил, и чувствовал бы себя куда лучше, чем теперь. На счету была каждая минута, и если бы медики опоздали еще немного, Магомеда уже бы не спасли. Его мозг был весь в крови: рентгеновский снимок представлял собой просто темную картинку, на которой ничего не было видно.

…Узнав обо всем, я, конечно, сообщила о том, что случилось, матери, после чего просто зашла в ванную и начала там плакать.

Я очень хотела увидеть своего мужа! Стала всем звонить…

– Я прилечу уже вечером! – сказал мне отец и добавил: – А ты сама отправишься к мужу чуть позже.

Он был прав. Мне нужно было немного прийти в себя.

Весь день я не знала, куда деться. Иногда выходила на балкон, смотрела вниз с двадцать второго этажа и думала: высоко… Если мужа не станет, мне достаточно будет прыгнуть вниз, и все закончится. Но… что же будет с детьми? Как я вообще могу думать о самоубийстве?! Мать должна быть сильной!

Эти мысли заставляли меня взять себя в руки. А чтобы дочери не видели, как я рыдаю, приходилось прятаться в ванной.

На следующий день, вечером, прибыл отец и разрешил мне полететь к мужу.

– Я советовал дочери не падать духом, – вспоминает папа сейчас. – Что случилось, то случилось, и мы все равно ничего не можем с этим сделать. Я рядом, вся семья тоже рядом, и мы были готовы ее поддерживать. К сожалению, я сам поехать не смог, потому что болел тогда: сердце пошаливало. Но я постоянно ей звонил и поддерживал. Кроме того, туда ездила моя супруга и наша старшая дочка.

Бака все время плакала, но я ее успокаивал – и велел ей держаться…

Хорошо, решила я. Буду