Бабушка замолчала. Потом добавила:

– А когда ты родилась, тебя Марией назвали. Нет, не в честь Маруси, просто уж родителям твоим это имя очень нравилось.

– Что же получается, бабуля… Маруся приходила, чтобы меня спасти от смерти?

Бабушка вытерла с лица слёзы, застывшие в морщинках, усталой натруженной рукой и ответила:

– Давай завтра в Сосновку сходим, в храм, панихиду закажем по Марусе. А люди пусть так и думают, что ты на солнце перегрелась, оно и лучше.

– Давай, бабуленька, – прошептала Маша и погладив рукою старое фото, добавила, – Спасибо тебе, Маруся… Я никогда тебя не забуду.

Где она?

Дом был погружен в тишину. Лишь было слышно, как тикают на стене старинные ходики, сейчас они показывали без четверти четыре утра. Всюду царил полумрак. Мебель отбрасывала на стены зыбкие причудливые тени, которые казались живыми. Густой, неподвижный воздух обволакивал дрёмой. Пахло ладаном, свечами и чем-то ещё. Тот, кто хоть однажды чувствовал этот запах, тот узнал бы его сразу, это был запах смерти. Его не спутаешь ни с одним другим.

В доме был покойник. Точнее покойница – древняя старушка, почившая тихо и мирно, в положенный срок, не мучая долгой болезнью родных, которые сейчас съехались из разных городов и спали по комнатам, кто где. Похороны должны были состояться сегодня в час дня. Особых хлопот не предвиделось, старушка заранее подготовила себе «смёртное», как она называла свой узелок, и даже сосновый гроб уже несколько лет стоял в дровянике, пугая суеверных соседок.

Задолго до смерти, старушка написала записку, в которой подробно описала племянницам что и как нужно будет сделать после её кончины, где что лежит, во что нужно будет обрядить её тело, как пригласить священника, кого позвать в читальщицы, кого и чем о дарить на поминках. Записка лежала на видном месте на трюмо.

Детей у старушки не было, замуж она так и не вышла. Пережила войну, потеряв на ней двух братьев и отца. Младшая сестра её – Акулина – вышла после войны замуж и родила двоих девочек. Им и завещала свой старенький домик, построенный ещё отцом, старушка. Девочкам теперь уже было под шестьдесят лет.

Гроб стоял в зале. По углам гроба мерцали восковые свечи, в изголовье горела лампадка, пол был устлан еловыми ветками. Слева от гроба сидела читальщица – Ольга, молодая ещё женщина, тридцати с небольшим лет, однако знающая своё дело и любимая за свою скромность и набожность жителями небольшого городка. Именно её чаще всего приглашали к усопшему читать псалтирь. Она делала это добросовестно, отходя от гроба лишь ненадолго, читала всю ночь. Вот и сейчас, близкие спали, а Ольга в полголоса, практически наизусть, читала псалмы:

– Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя. Душу мою обрати, настави мя на стeзи правды, имене ради своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко ты со мною eси; жезл твой и палица твоя, та мя утешиста.

Пламя свечей вдруг задрожало, словно по комнате пронёсся лёгкий сквозняк. Вздрогнул огонёк лампадки. Свистящий шёпот прошелестел змеёй:

– Где? Где она?

Ольга вздрогнула. Закрыв псалтирь, она вышла в коридор, но он был пуст, племянницы и прочая родня ещё спали. Ольга вернулась в комнату и продолжила молитву.

– Где-е-е-е-е она-а-а-а-а? – засвистело над самым ухом.

Ольга поняла, что ей не чудится. Но страха не было. Она знала о том, что происходит с душой после смерти по православным верованиям и к тому же она уже не раз становилась свидетельницей того, что нельзя было объяснить с точки зрения разума, за столько лет при храме насмотрелась на всякое. Она знала, что Господь её щит.

– Кто ты? – перекрестившись, спросила женщина.

– Я пришёл за ней. Где она? – просвистел шипящий голос.

– Да воскреснет Бог и расточатся врази его… – Ольга начала читать псалом от нечистого.

С полки с грохотом упала ваза и разлетелась вдребезги, угол избы затрещал, как бывает зимой в морозы трещат бревна.

В это же время в изголовье гроба вдруг появилось лёгкое, белое облако. Оно начало светиться всё ярче и ярче, комната наполнилась благоуханием. Ольга в благоговении смотрела на это облако, не в силах отвести глаз, и тут снова услышала тот мерзкий шёпот :

– Гдеее онааа?

В ответ со стороны облака неожиданно раздался громкий, высокий голос:

– Поди прочь, нечистый. Эта душа наша.

В этот момент резко распахнулись дверцы шкафа и книги стали падать одна за другой на пол, захлопнулась дверь в комнату, потухли свечи и лампадка, затряслась скамья, на которой стоял гроб. Но тут светлое яркое облако накрыло собою гроб, а когда вновь поднялось, то рядом с ним было ещё одно, небольшое светлое облачко.

– Душа, – поняла Ольга. На глазах её выступили слёзы изумления и радости от того, что сейчас она соприкоснулась с чудом, увидев то, что обычно остаётся невидимым для человеческого глаза. Два облачка, немного задержавшись, словно бы прощаясь с телом и бросая на него последний взгляд, вспыхнули и растаяли в первых солнечных лучах зари, за окном занимался осенний рассвет.

Лицо покойницы озарилось мягким светом и стало умиротворенным. В тот же миг Ольга услышала досадное, злобное рычание, мимо неё пронеслось нечто невидимое и огромное и внезапно где-то в глубине дома раздался ужасающий грохот, подскочили все, кто спал, и выбежали испуганные в коридор. Трюмо, стоявшее у входа и занавешенное чёрной тканью разбилось вдребезги. Ткань была разорвана.

– Что произошло? – испуганно вымолвили племянницы.

– Теперь уже всё хорошо, – улыбнувшись сквозь слёзы, произнесла Ольга, – Её душа улетела в рай.

На той стороне заката

Он сидел на самом краю крыши. Отсюда весь город был виден как на ладони. Уже зажигались вечерние фонари, по проспектам ехали потоки машин – люди спешили с работы домой, к своим семьям. На горизонте солнце садилось за длинный мост и река казалась оттого огненной. На душе было так погано, как никогда.

Весь мир был к нему враждебным. Ему было шестнадцать, но его уже всё достало. Да кому он вообще нужен в этом мире? Родители вечно заняты на работе, старший брат женат, у него своя семья, а недавно родился сын. Теперь родители проводят все выходные с любимым внуком, а он как отрепье, ненужная вещь, которая вроде и не используется больше и выбросить жалко – бродит сам по себе. Когда кто-то из них в последний раз спросил как его дела? Или предложил прогуляться вместе и поболтать по душам? Нет, они заняты либо внуком, либо заработком денег.

Но надо признать, деньги и правда нужны, их квартира оформлена в ипотеку, и родителям еще четыре года нужно выплачивать ежемесячные взносы. Да и брата учили в институте. Да и одеваться и питаться надо на что-то. Всё понятно. Но неужели нельзя иногда побыть вместе, мы же люди, а не бездушные машины по зарабатыванию денег!

А его девушка? Тоже оказалась та ещё предательница. Они встречались уже почти год. Она казалась ему такой скромницей, непохожей на других, без этих рисованных бровей-сосисок и утиных губ. Она читала книги, настоящие, бумажные! Она любила посидеть не в шумном кафе, а где-нибудь на набережной, у самой воды и разговаривать о далёких городах, о других планетах, о бездомной собаке, живущей у её подъезда, которую она кормит, а мама никак не разрешает ей взять бездомыша домой. В первый раз он поцеловал свою девушку как раз на той набережной. Они дружили так долго, а в итоге вчера он застукал, как она – эта скромница – целовалась во дворе школы с дебильным Костиком из 11 «Д», он курил и пил пиво по вечерам с такими же дружками. Ну да, он хулиган, мечта девчонок, они же любят вот таких, а что я?