Проходя мимо трехликой гермы на перекрестке, Кимон услышал, как продавец фиников расхваливает свой товар молодым женщинам. Афинянки по очереди надкусывали плод, который он вручил им на пробу, но так и не могли принять решение.

Кимону показалось, что одну из них он где-то видел. Точно: два года назад, Золотая улица, семья эвпатрида на лестнице дворца… Конечно, тогда она была моложе.

Но глаза цвета спелой маслины с легкой тенью кармина, тонкий нос, маленький подбородок остались прежними. Он удивился: вылитая Артемида Браврония с храмового участка-теменоса на Акрополе. Даже хитон священного цвета — шафрановый.

— Сколько? — спросила спутница эвпатридки.

— Дихалк[15] за ксест[16], — бессовестно заявил продавец. — Они у меня как раз кучками разложены.

— Так дорого?

— Время такое! — Лоточнику не нравились привередливые покупательницы. — Мардоний уже у стен Фив. Скоро все финики сожрут персы. Вы бы не капризничали, пока есть что купить.

Женщины молча переглядывались. Они были готовы заплатить запрошенную цену, но грубость продавца их смутила. Кимон подошел к лоточнику.

— Не хами, если не знаешь, с кем разговариваешь, — жестко сказал стратег, глядя наглецу в глаза.

— Мое дело товар продать, — огрызнулся тот. — Мне все равно, кто покупатель.

— А мне — нет! — Закипая, Кимон плотно сжал губы. — Если они без мужчины, это не значит, что за них некому заступиться.

Лоточник побледнел, но позиций не сдавал:

— Назовись, — процедил он с ненавистью.

— Кимон, сын Мильтиада.

Оба имени были у афинян на слуху. Лет десять назад обоих по очереди полоскали в Народном собрании. Папаше пришлось худо — ему присудили неподъемный штраф в пятьдесят талантов. Сынка чуть не отправили в изгнание, но пронесло. Вот тогда его и взял под свое покровительство Аристид.

Продавец сладостей не хотел уступать, хотя и понимал, что уличная ссора ему точно ни к чему. Похоже, этот задира — не то всадник, не то эвпатрид — знает себе цену.

Кимон бросил на лоток дихалк, а потом сгреб лакомство в подставленную служанкой корзину. Но не одну, а сразу две кучки.

— Эй! — взбеленился торговец. — Маловато будет.

— В самый раз, — отрезал Кимон. — Я тебе вот что скажу… Ты, конечно, как свободный гражданин можешь выбирать себе занятие, но где твоя совесть? После Саламина нам позарез нужны гребцы. Тем более что Феми-стокл раздал подряды на постройку новых триер. А ты? Вместо того, чтобы предложить свои руки народу, сшибаешь дихалки мелкой торговлей. Даже продаешь то, что вырастил не сам, а другие. Так еще и цену задираешь… Ты вообще из какого дема?

— Кейриады, — пробормотал лоточник.

И тут же прикусил губу, поняв, что совершил ошибку.

— Это соседний с Пиреем район! — возмутился стратег. — Ваши все давно работают на арсенале и верфях.

Он указал на патрулировавшего Скиронову площадь конного скифа:

— Видишь гиппотоксота? Я, пожалуй, сейчас к нему обращусь, чтобы он отвел тебя в гелиэю. Там тебя присяжные и проверят — гражданин ты или метек. Если метек — я найду твоего покровителя, и мы определим тебя на более полезную для Афин работу. Например, вязать корабельные канаты. А если гражданин, то проверим списки членов фратрии. Последнее время участились случаи получения фальшивого гражданства за взятку…

— Ладно. — Продавец сладостей внезапно сделался покладистым. — Меня все устраивает… Ну, я пошел? — спросил он уже просящим тоном, после чего начал бочком отодвигаться в сторону.

Не ответив, Кимон отвернулся. Посмотрел в темные глаза эвпатридки. Гул толчеи словно стих, пропал, рассеялся… Казалось, на площади стояли только они.

Исодика очнулась после того, как Токсофила дернула ее за край пеплоса.

— Спасибо, — сказала эвпатридка смущенно. — Ты меня уже второй раз спасаешь.

— Ну, сегодня не считается, — улыбнулся Кимон. — На моем месте так поступил бы любой состоятельный человек. Сословную солидарность никто не отменял. Хотя ты сильно рискуешь, расхаживая по ремесленным кварталам только в сопровождении рабыни. Тем более не сняв украшений…

Стратег указал кивком головы на золотую цепочку с подвеской в виде фигурки дельфина на ее шее. Уставившись на ложбинку, он не сразу поднял глаза.

Исодику бросило в краску.

— Я не замужем… — быстро заговорила она. — Ойкетов у нас тоже не осталось — все четверо добровольно пошли во флот. Трое погибли при Саламине, а четвертый после победы получил вольную от Фемистокла. Папа ждет решающего сражения с Мардонием. Говорит, либо у нас скоро будет много рабов, либо…

Эвпатридка замялась, не зная, стоит ли заканчивать фразу. В предположение отца верить не хотелось.

— Что? — Стратег нахмурился.

—.. мы сами станем рабами.

— Даже не думай. — Кимон снова сжал губы. — Это я тебе говорю как человек, хорошо знающий состояние армии и флота. Сейчас в Народном собрании всем заправляют Аристид и Фемистокл. Оба — главы двух самых влиятельных партий в Афинах. Так вот… Фемистокл строит мощный флот. Аристид только что закончил переговоры со Спартой о взаимопомощи. Мы и без Спарты разбили персов при Марафоне, а объединенное войско спартиатов и афинян Мардонию точно не по зубам…

Исодика слушала Кимона, затаив дыхание. Мало того что этот красавец умеет обращаться с наглецами, так еще и знаком с сильными мира сего. При этом говорит без тени хвастовства, не кичится связями.

— Эх! — увлеченно продолжил стратег. — Нам бы еще помощь островов Эгеиды, тогда разнесем кого угодно…

Исодика мгновенно нашлась:

— Так заходи к нам домой, поговори с папой. У него виноградники на Кикладских островах — он многих местных помещиков знает. Ты ведь помнишь, где мы живем?

Кимон не мог скрыть радости. Вон как дело обернулось: он просто вступился за девушку, а она предложила ему неожиданное решение сложной задачи. Аристид точно оценит.

— Хорошо, — довольно сказал стратег. — Вот на Панафинеи и зайду. Надеюсь, ты его предупредишь…

Он схватил за плечо проходившего мимо продавца фиалок. Сунув ему в ладонь монету, забрал с лотка несколько букетиков.

— А это от меня!

Исодика снова покраснела.

Пробормотав благодарность, эвпатридка зарылась лицом в цветы. Кимон на прощанье посмотрел на нее долгим взглядом, затем развернулся и зашагал прочь.

ГЛАВА 3

479 г. до н. э.

Афины

1

Заканчивался гекатомбеон[17].

По ночам над Акрополем отчетливо выгибало спину созвездие Дракона. Все его двадцать звезд сверкали на небосклоне, словно золотые яблоки Гесперид. Наступил первый день праздника Панафиней.

Солнце еще не взошло, но к центру Афин уже стекались толпы народа. Горожане выбирались из грязных и пыльных улочек на три жизненно