неловко.

С улицы до меня долетели вопли ребенка. Показалось, что они звучат где-то у меня глубоко в ушах. В сумерках все без разбора звуки попадают в уши. Вот-вот должно было наступить обещанное время его прямого эфира в инстаграме.

Я высыпала в плошку лапшу быстрого приготовления со вкусом курицы, которую закупила в большом количестве. Обычно во время эфира он обедал, и я решила, что, если буду есть вместе с ним, возможно, у меня появится аппетит, поэтому я подготовлю все и буду ждать. Я брала в прокате фильмы, которые он советовал, смотрела на ютьюбе видео артистов, которые он считал интересными. Засыпала после его «спокойной ночи» в ночных трансляциях.

Я сообразила, что сначала нужно вскипятить воду. Поставила на огонь чайник, засунула ноги под старую жаровню котацу[23], и тут как раз в телефоне начался эфир.

Сначала крупным планом появились его глаза. «Вам видно?» – спросил он. Он отодвинулся от экрана, и стали видны его фигура в спортивном костюме, коротко постриженные волосы – короче, чем обычно, – и серьезное, чуть смущенное лицо.

Посыпались комментарии:

Видно-о-о!

Отлично!

Красава!

Видно.

Смотрим внимательно!

Было здорово осознавать, что в тот момент он читал наши комментарии на экране своего телефона.

Я тоже отправила комментарий:

Постригся?

Затем появился чей-то комментарий:

А у меня сегодня день рождения.

Он отводил глаза, поэтому отреагировал с некоторым запозданием: «О, день рождения? Поздравляю!»

Рекой полились записи:

А я готовлюсь к экзаменам.

Масаки, я нашла работу!

Зови меня Юка.

Он, чуть сморщив верхнюю губу, несколько вымученно улыбнулся. На секунду изображение исказилось, а потом он показал бутылку:

– Это кола. А еще я доставку заказал: суши, салат и гёдза.

Растолстеешь (смайлик).

Дороговато.

Удобно, правда? Я тоже в последнее время заказываю.

Он подпер щеку рукой и смотрел в экран. Я понимала, что его глаза двигались просто потому, что он выбирал, на какой комментарий ответить, но его немного растерянное лицо выглядело так мило, что я сделала скриншот. Правда, он моргнул, и я сделала еще несколько снимков, подгадывая момент. Позади него лежали подушка и игрушечный медвежонок, и я удивилась. Он ведь рассказывал, что у него детская травма от кигуруми, потому что в детстве он выступал в какой-то образовательной передаче. «Не знаю, действительно ли это повлияло или нет, но я до сих пор боюсь этих кигуруми. Возможно, и плюшевых игрушек тоже буду бояться».

Я вытащила файл, в котором лежал листок с перечислением «того, что он не любит», – там действительно было так написано. Где-то в глубине его квартиры звякнул звонок.

– Привезли еду, подождите, хорошо? – С этими словами он встал, но тут раздался какой-то треск, и изображение чуть сдвинулось, так что у меня даже закружилась голова. Наверное, телефон упал с подставки. На экране появились стена и часть вида за окном, но он тут же, ойкнув, все поправил.

– Извините.

Кажется, его позвали, и он немного смутился. С той стороны экрана замолчали, и поверх наушников до меня долетел какой-то звук. Я вынула их из ушей. Потрескивающий звук, как будто что-то горит, стал сильнее, я пошла на кухню и увидела, что вода закипела и выплескивается из чайника. Я выключила плиту и стала заливать лапшу в плошке, но чуть не уронила мобильник, который держала в правой руке. Он вернулся, непривычно громко смеясь. «Ну вот», – подумала я. Пропустила, почему он смеется. Захотелось перекрутить назад, но и посмотреть в прямом эфире хотелось, поэтому придется потом пересматривать. Строго говоря, наверняка есть какой-то временной лаг, но, в отличие от смонтированных DVD или CD, глядя на изображение, которое опаздывает всего на несколько секунд, словно чувствуешь тепло его тела, сохраняющееся на экране. За окном, которое я закрыла, чтобы включить кондиционер, верх каменной ограды начал темнеть: начался вечерний ливень.

Он вернулся и показал коробочку. Там в основном были суши с лососем, слегка обжаренным на открытом огне, и в комментариях посыпались шуточки. Есть у него такая особенность: любимую еду он ест помногу. Когда в чате его спросили, не надоедает ли, он с серьезным лицом ответил: «Хочется ведь наполнять желудок только любимой едой». Сдерживая расплывающуюся улыбку, словно говорящую: «Жареный лосось – вкуснятина!», он принялся уплетать еду за обе щеки. Стараясь аккуратно ухватить все вплоть до рисинки, несколько раз он замолкал. Пока я разрываю зубами не разбухшую до конца лапшу, появляется комментарий:

Билеты плохо продаются, вот и заискиваешь перед фанами.

С того же аккаунта появилось:

Сжигаемый мусор должен лежать в мусорке.

Те, кто ходит на концерты этого типа, просто глупые зомби.

Хочешь не хочешь, он наверняка это увидел. Чаще всего он такие гадости пропускает с каменным выражением лица, но тут сказал гораздо более раздраженным голосом, чем по телевизору или радио:

– Кто не хочет, может не приходить, у меня нет проблем со зрителями.

Он положил палочки. Движение в разделе комментариев замедлилось.

Успокаиваясь, он несколько раз поправил подушку позади себя – словно это была его душа в настоящий момент, а потом набрал воздуха:

– Кстати говоря, следующий концерт будет последним.

Он словно вытолкнул эти слова из груди. Я не могла поверить. Не оценившие значения сказанного поклонники продолжали писать комментарии, кто-то еще отвечал хейтеру. Возможно, причина была в задержке сигнала.

– Наверное, кто-то будет недоволен, что я говорю это здесь, но на сайте тоже скоро появится объявление, так что я решил сказать это лично.

Он с шумом открутил крышку и поднес бутылку с колой ко рту – уровень жидкости сразу уменьшился до нижней кромки этикетки.

– Ухожу. Нет, не только