окно, поэтому дверь и распахнулась.

Я хотела пройти мимо, но сквозь дверную щель заметила вдруг на стене карту – огромную, во всю стену – и застыла. Карты никогда не давали мне покоя. Я могла часами разглядывать их в дядиной библиотеке, рассматривать в учебниках, изучать в Музее. Но раньше мне не встречалось ничего подобного.

Движимая чистым любопытством, совершенно позабыв о приличиях и всем прочем, я шагнула в комнату. Одно из окон действительно было открыто, но мои глаза видели только карту. Она была невероятно детально прорисована. Даже в Музее Зеннона не нашлось такой.

Я замерла, завороженная тем, как художник изобразил Серру. Я словно парила, как птица, над ее голубыми реками и озерами, зелеными лесами и холмами, беловатыми Серебристыми горами, темно-зелеными низинами, цветными узорами городов, темно-синими морями Сестер, серо-зеленым поясом островов и за ним – черными волнами Штормовых морей.

– Что ты здесь делаешь?

Я вскрикнула и прижала руку к груди. В дверном проеме, нахмурившись, стоял Кинн.

Мое сердце колотилось как бешеное, и я едва вымолвила:

– Дверь открылась от сквозняка… Я увидела карту, не смогла удержаться. Никогда такой не видела…

Кинн не сводил с меня настороженного взгляда:

– Это моя карта. И моя комната.

– Твоя… – Я оглянулась, увидела на двери гардероба школьную форму Кинна, стол, заваленный учебниками, кровать в нише – и отчаянно покраснела. От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы на первый этаж, но Кинн преградил выход и, кажется, не собирался приходить на помощь в этом мучительном положении.

Не в силах смотреть на него, я повернулась к карте и затараторила, что было мне совершенно не свойственно:

– Это изумительная карта! Мне казалось, я уже их все изучила – и в Музее, и дома, и в школе, – но такой точно никогда не видела. Откуда она у тебя?

Кинн наконец соизволил подойти ближе.

– Ее нарисовал мой отец.

В его тихом голосе я услышала нотки и гордости, и печали. Настоящий голос Кинна – я затаила дыхание, боясь спугнуть это мгновение.

Он больше ничего не добавил, и я решилась:

– Это потрясающая карта, живая… Столько деталей… Видно, с какой любовью ее рисовали.

Кинн вздохнул и сказал:

– Отец был настоящим альвионцем, любил путешествовать. Везде побывал. Однажды он так увлекся изучением береговой линии Южных островов, что его едва не унесло в Штормовые моря. Потом он всем рассказывал, что это были происки немор.

Его голос потеплел, в нем зазвучала улыбка. А меня внезапно осенило:

– Ронс Террен… путешественник и картограф… Так ты его сын? Почему же ты в школе не сказал, что вы родственники?

Кинн слегка нахмурился и, помолчав, ответил:

– Я плохо перевариваю чужое любопытство.

Неловкость с новой силой захлестнула меня – что же в таком случае Кинн думает о том, что я ворвалась в его комнату? Он, словно почувствовав мое смятение, заговорил:

– Когда появились Тени, отец был в Зенноне, поэтому здесь и остался. Работал в архиве Музея вместе с мамой. Реставрировал карты. А эту – нарисовал для меня. Это всё, что… – Кинн запнулся, – что от него осталось.

И я вдруг вспомнила.

Мне было лет семь, и я подслушала дома разговор между горничными, наводившими порядок в библиотеке. Беспрерывно охая и ахая, они переговаривались о том, что Тени поглотили торговый караван, шедший из Зеннона в Альвион, а в караване находились путешественник Ронс Террен с женой.

– Пишут, у них тут сын остался, совсем один, – сказала одна из горничных.

– Бедняжка!.. Сохрани его Серра! – надрывным шепотом ответила вторая.

Услышанное тогда привело меня в такой ужас, что я постаралась поскорее об этом забыть.

А сейчас, стоя рядом с Кинном, я смотрела на темно-зеленое пятно Черного леса, где, казалось, было выписано каждое деревце, и у меня на глазах выступили слезы. Я тихо проговорила:

– Мне очень жаль.

Мне хотелось сказать, что я понимаю, как сложно жить без родителей, понимаю, что ему, совсем одному в чужом доме, было еще труднее, чем мне, но слова так и остались невысказанными.

Мы молчали, и в этом молчании рождались другие слова, как вдруг я вспомнила, что у меня на пальце помолвочное кольцо, а завтра меня ждет свадьба. И я поспешно нарушила тишину:

– А ты бы куда хотел отправиться? Если бы не было Теней, конечно же.

Кинн вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна.

– Куда угодно. Пройти по стопам отца.

Я улыбнулась и с наигранной веселостью спросила:

– И даже на Худые острова?

– Особенно на Худые острова. Мне всегда хотелось проверить, неужели они настолько узкие.

Я сделала вид, что изучаю карту:

– Хм… Альвион?

Кинн хмыкнул и включился в игру:

– Самый большой порт, самые шумные рынки и сплошные праздники? Однозначно да.

– Нумм? После Альвиона покажется куда скучней.

– После Альвиона всё покажется куда скучней. Но, думаю, яблочный сидр и праздники урожая стоят этой поездки.

– Аир?

– Без вопросов. Как можно пропустить Серебристые горы, у которых серебро только в названии?

– Энтана?

Краем глаза я увидела, что Кинн состроил задумчивую мину, и спрятала улыбку.

– Холодное море, склонность к самопознанию и созерцанию… Ну, даже не знаю. Хотя подожди: древнейший город Серры, старейшая Академия камневидцев, старинный заброшенный маяк, могилы Предков… наверное, можно хотя бы глазком глянуть.

Тут я не выдержала и тихонько рассмеялась. Обернувшись, чтобы спросить Кинна про южные городки, которые мы с ним изучали, я застыла.

Кинн смотрел на карту и улыбался. Его лицо, всегда закрытое, отстраненное, словно осветилось изнутри, и в это мгновение он показался мне совсем другим человеком.

От его улыбки у меня в груди словно взорвался фейерверк. Я опустила взгляд, смутившись, не понимая, что произошло.

В этот миг где-то внизу хлопнула дверь. И тишина пропала.

Кинн пришел в себя первым:

– Наверное, твой дядя уже освободился. Пойдем, я тебя провожу.

Кивнув, я бросила последний взгляд на карту и последовала за Кинном, потрясенная и оглушенная. Перед широкой лестницей он вдруг остановился и повернулся, словно собираясь мне что-то сказать, но потом передумал и молча повел меня вниз.

Дядя с Утешителем расположились в гостиной, и по нетерпеливому взгляду, который бросил в мою сторону дядя, стало ясно, что они ждут нас уже какое-то время.

– Премного благодарю за ваше драгоценное время, Утешитель Йенар. А теперь мы вынуждены откланяться, дела не ждут.

Дядя еще раз пожелал Кинну счастливого дня совершеннолетия, и я внутренне сжалась, потому что я Кинна так и не поздравила, а теперь момент был упущен. Я только и смогла сказать:

– Увидимся завтра.

Он, как и