Постепенно через этот голос пробился голос Очакова:

— Поэтому Чикатило, как не страдавшего какими-либо психическими заболеваниями и сохранявшего способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в отношении содеянного, следует считать вменяемым.

Чикатило посмотрел на Очакова. В его глазах появилось понимание того, что он должен сейчас сделать.

— Выявленные индивидуально-психологические особенности Чикатило не оказывали существенного влияния на планирование и реализацию непосредственно криминальных действий… — читал Очаков.

Глаза Чикатило остекленели, он начал что-то шептать.

— …О чем свидетельствует дифференцированность его поведения. Он избирательно подходил к выбору объекта, учитывал специфику обстановки, в соответствии с этим корригировал свои действия. По своему психическому состоянию Чикатило также может отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.

— Ангел сказал… — негромко произнес Чикатило.

— Таким образом, в применении принудительных мер медицинского характера он не нуждается. — Очаков дочитал заключение до конца и добавил: — Заключение сделано двадцать пятого октября одна тысяча девятьсот девяностого года, председатель комиссии доктор медицинских наук, профессор…

Чикатило резко встал в клетке и заорал, выпучив глаза:

— Ангел сказал… Я дурак! Я ненормальный!

В зале опять поднялся шум. Чикатило в клетке уже бился в падучей, орал, брызгая слюной, раздирал ногтями лицо.

— Я ненормальный! Я дурак! Так ангел сказал!

Очаков растерянно смотрел на Чикатило, затем перевел взгляд на судью. Судья сделал успокаивающий жест, сказал громко, перекрывая шум и крики:

— В заседании объявляется перерыв. — И кивнул секретарю: — Вызовите подсудимому врача!

Часть III

1992 год

Чикатило сидел на нарах в своей камере и задумчиво смотрел на зарешеченную лампочку, словно снова увидел там петлю. За дверью, где-то вдалеке, раздался лязг железа, шаги. Они приближались.

Чикатило перевел взгляд на дверь, скривил лицо в наигранном безумии. В двери открылось окошечко. Чикатило подскочил к нему. Невидимый охранник выставил миску с баландой. Чикатило сменил оскал безумца на блаженную улыбку, взял миску, заглянул в окошечко, просюсюкал:

— Спасибо, ангел.

— Все под дурика косишь? — усмехнулся оттуда охранник. — Зря стараешься, тварь. Не поверят.

— Спасибо, ангел, — продолжая улыбаться, повторил Чикатило.

Окошко закрылось. Чикатило вернулся на нары. Он снова выглядел абсолютно вменяемым и, задумавшись, принялся за еду.

Суд продолжился на следующий день. Чикатило завели в зал практически одновременно с привычной уже для всех фразой:

— Встать, суд идет!

Судьи заняли свои места, люди в зале сели. Стоять остался один Чикатило.

— Подсудимый, сядьте, — окликнул его судья.

— Я хочу сделать заявление, — сказал Чикатило.

— Подсудимый… — начал было судья, но Чикатило его не слушал.

— Я отказываюсь от признательных показаний, — заговорил он, стараясь произносить слова как можно более четко. — Я никого не убивал. Все, что я рассказывал на допросах, — неправда.

По рядам пробежал шум, люди завертели головами, переглядываясь в недоумении. Судья постучал ладонью по столу, призывая к тишине.

— Меня подговорили агенты КГБ, — продолжал Чикатило.

— Протестую, товарищ судья! — прогудел прокурор. — Есть видеозаписи показаний, на которых ясно видно, что гражданин Чикатило свидетельствует против себя по доброй воле, без принуждения.

— Это агенты КГБ меня подговорили! — закричал Чикатило. — Они держали меня на наркотиках. Подкладывали мне в карманы бумажки и схемы, чтобы я не запутался, когда буду себя оговаривать.

Шум в зале нарастал. Судьи совещались вполголоса, даже охранники выглядели растерянно. И никто не обратил внимания на парня в последнем ряду. Это был худощавый, светловолосый молодой человек с коротко подстриженными усами. В отличие от других, он не кричал, не возмущался, а только сжимал кулаки, внимательно глядя на Чикатило.

— Я никого не убивал! — орал тот, входя в раж. — Я больной человек. Меня заставили себя оговорить! Это все неправда!

* * *

Группа прибыла в пригород Ростова на осмотр места преступления спустя час после звонка с автостанции — именно туда прибежал напуганный пенсионер с собакой, которая притащила ему из кустов окровавленную детскую рубашку.

Эксперты работали с телом, делали фотографии, брали образцы, осматривали окрестности. Чуть в стороне стояли Липягин, Горюнов и Витвицкий. Липягин курил, хмурился, дергал уголком рта.

— Ну что, коллеги, какие будут соображения? — мрачно спросил Горюнов.

— Да какие тут соображения… — Липягин затянулся, выпустил дым. — Все ж ясно как божий день. Тот же почерк. — Майор отшвырнул окурок, сердито посмотрел на Витвицкого. — Если только вон капитану опять что-нибудь не пригрезится.

— Капитану не грезится, — голосом профессионального зануды сказал Витвицкий. — Я опираюсь на факты.

Липягин не ответил, только махнул рукой. Горюнов с интересом посмотрел на Витвицкого.

— Что вы на меня так смотрите, Олег Николаевич? Я считаю, что в отличие от батайских убийств это — наше, — сказал Витвицкий. — И для подобных утверждений у меня есть все основания.

— Ух ты! Считает он. Счетовод… — пробормотал Липягин.

Витвицкий услышал, вскипел, готовый ответить, но не успел — вмешался Горюнов.

— Да хватит вам. Успокойтесь оба. Без ваших истерик голова кругом.

Липягин полез за новой сигаретой, спросил у Горюнова, меняя тему:

— Олег, а что московское руководство не с нами?

— Московское руководство в поля не ездит, оно ждет подробного отчета, выводов и предложений, — зло усмехнувшись, ответил тот. — Дай сигаретку.

* * *

Брагин стоял у окна и смотрел вдаль с видом заправского рулевого. Вот только дело не выруливалось.

— У мальчика выколоты глаза, множественные ножевые ранения груди и брюшной полости, отрезан член, также имеются следы сексуального насилия, — бубнил за спиной Горюнов. — По характеру повреждений можно уверенно говорить о том, что это наш убийца. Жертва пока не опознана.

Майор замолчал, посмотрел на начальство. Сидящие за столом Липягин, Витвицкий и устроившийся в стороне от них Ковалев тоже глядели на Брагина. Тот все стоял у окна, словно бронзовая статуя.

Горюнов прокашлялся, пытаясь привлечь внимание. Ковалев, глядя на это, криво ухмыльнулся.

— Плохо, товарищи офицеры, — снизошел до ответа Брагин, так и не удосужившись повернуться.

— Да уж чего хорошего, — усмехнулся Липягин.

Почуяв насмешку, полковник обернулся и испепеляюще поглядел на майора.

— Я не давал вам слова, товарищ майор, — процедил он сквозь зубы. — Если есть что сказать по существу дела, обращайтесь по форме, как положено. В обратном случае молчите. Предупреждаю последний раз. В следующий — получите взыскание.

Брагин отлепился наконец от окна, прошел к столу, уселся в кресло и обвел сотрудников тяжелым взглядом.

— У вас количество убийств растет как снежный ком, а вы ничего не делаете. Баклуши бьете! В то время как в стране объявлена перестройка.

Тяжелый взгляд Брагина снова прошел по лицам сотрудников, будто полковник выбирал жертву, и остановился на недовольно поджавшем