Шрифт:
Закладка:
— Командир, приказ пришел.
Сашка резко поднялся, буквально впихнув гитару Бунину.
— Настя, Нина, уберите тут все. Лена, бегом к Весельской, эскадрилью в готовность «один». Игорек, ты тоже давай в эскадрилью, — и, не дожидаясь подтверждения, что его поняли, резко вышел вслед за Кортоковым.
[i] В Вязьме существовали как минимум два немецких лагеря для военнопленных и мирного населения СССР — Дулаг № 184 и Дулаг № 230.
Пересыльный лагерь (Дулаг № 184) был создан в октябре 1941 года и просуществовал до марта 1943 года, когда город был освобождён советскими войсками. В лагере содержались попавшие в плен советские воины. Пленных зачастую не кормили и не давали воды. Зимой 1941—1942 годов смертность в лагере составляла до 300 человек в день. По данным СМЕРШ, в списках погибших от ран на территории лагеря — 5500 человек. На территории — 40 (по другим данным — 45) рвов, по площади равным примерно четырём футбольным полям, в которых захоронено, по разным данным, от 70 до 80 тыс. человек. По состоянию на 2009 год, на захоронениях располагаются огороды, гаражи местных жителей, машиностроительное предприятие и Вяземский мясокомбинат, в здании которого лагерь размещался.
230-ый Дулаг для евреев и политработников. Тут и без пояснений все понятно. Тем более учитывая что с октября 1941 по середину января 1942 года в оккупированной Вязьме размещался штаб и ряд подразделений немецкой айнзатцкоманды, которая при содействии полевых частей вермахта занималась непрерывным истреблением евреев, советского актива и иных категорий лиц мирного населения.
[ii] Нынешняя «правда» о заградотрядах с лощенными НКВДшниками вооруженными пулеметами не более чем страшная сказка смакуемая либеральной общественностью. Функцией заградотрядов являлось охрана тылов армии, борьба с диверсантами, выявление дезертиров и паникеров, наведение порядка в целом. При чем заградотряды были разного подчинения, как НКВД так и армейского и даже флотского. И да, заградотряды в том или ином виде применялись во всех армиях мира начиная с античных времен.
[iii] В. С. Высоцкий, Баллада о борьбе, https://youtu.be/xN4vcHyj-_s
VI
В этот вечер обычно тихий, величественный в своем неторопливом, гордом спокойствии лес гудел, как разворошенный муравейник. Там и тут кучковались люди, зябко кутаясь от промозглого ветерка сквозившего от болот урочища Узнош-мох и топких берегов реки Ельни в старенькие латанные перелатанные шинели с обрезанными полами и видавшие виды ватники. Кто-то так и вовсе щеголял в гражданских пальто, подопревших до дыр и разлезающихся по швам от долгой лесной жизни в вечно сырых землянках. В воздухе, остро пахнущем только-только освободившейся от снежного плена землей, явственно витало нервное напряжение ожидания серьезного боя смешанное с радостной надеждой на скорое соединение со своими. А там долгожданный отдых. Настоящие кровати с белоснежным, приятно шуршащим от чистоты и свежести бельем, регулярное трехразовое питание, размеренная жизнь по армейскому распорядку. А главное кругом свои, советские люди! И не надо бояться, что на твою базу или лежку выйдут каратели и придется, отбиваясь и теряя товарищей, уходить с боями болотами и буреломами. И снова налаживать хоть какой-то быт.
Многие из собравшихся сегодня в этом лесу, воевали в немецком тылу с осени сорок первого, а кто-то и того раньше. Не сумев выйти из окружения, пробиться к фронту или отлежавшись после ранения у местных, едва встав на ноги люди уходили в лес, вести свою личную войну. Не все. Люди разные. Были и такие, кто скинув форму, забыв про долг, пристраивались под теплый бок какой-нибудь вдовушки, надеясь отсидеться в тишине и покое вдали от войны, а кто и вовсе, от обиды на советскую власть или из желания урвать кусок повкусней, а может в поисках возможности властвовать над судьбами и жизнями других шел служить немцам. Впрочем, речь не о них. Предателей еще ждала справедливая расплата, каждого по делам его.
А здесь же, основной костяк бойцов состоял из десантников некогда восьмой, а с августа сорок второго Первой гвардейской Вяземской воздушно-десантной бригады под командованием генерал-майора Онуфриева, воюющей в лесах Смоленской, Витебской и Могилевской областей с декабря сорок первого. А так же из партизан соединения «Дедушка» под командованием Воронченко, вернувшегося летом сорок второго из Москвы в родное подразделение после излечения тоже в звании генерал-майора и с Орденом Ленина на груди. Василий Исаевич иронично подшучивал над собой, мол, из старшин в генералы скакнул за год, удалась карьера воинская.
Именно эти два формирования действовали в районе «Ковчега». Онуфриев с Воронченко знали о базе, даже бывали в гостях у Волкова, но что такое на самом деле объект «Ковчег» никто из них не догадывался. Для них это была одна из секретных баз НКВД, переоборудованная в сорок первом, для обеспечения партизанской и диверсионной войны.
В начале марта оба командира получили приказ из Москвы оставить для действия на коммуникациях противника отряды минеров и диверсантов, а основными силами скрытно выдвинуться в район урочища Узнош-мох и поступить в распоряжение комиссара государственной безопасности третьего ранга Волкова. В течение недели легкие на подъем отряды партизан и десантников прибывали к месту назначения. А потом началась тяжелая изнуряющая работа по строительству капитальной дороги через болота от базы НКВД к Витебскому шоссе. Они бы не справились, если б не помощь со стороны Волкова мощной, ранее никем не виданной техникой. Грузовики и трактора работали в глубине леса, а люди там, где нельзя было использовать машины из соображений секретности или труднодоступности. Работали в ледяной до судорог воде, в проникающей под одежду болотной грязи, на пределе сил и возможностей. Но они справились. Капитальная гать была готова в отведенные сроки. И прошлой ночью, по ней от базы в строну шоссе ушли танки и БМП под командованием гвардии майора Самохина[i]. С сентября сорок второго, переброшенные на «Ковчег» давшие не один десяток разных подписок танкисты осваивали технику из будущего. Им бы еще погонять по полигону, только где ж его взять в немецком тылу? Пришлось довольствоваться тренажерами. Теперь их задача стать шансом последней надежды и поддержать партизан и десантников Онуфриева и Маргелова в случае совсем уж катастрофического развития событий. А самое главное, ни одна гайка от новой техники, ни одна гильза не должна попасть врагу. Для этого создан специальный отряд призванный обеспечить эвакуацию техники в случае необходимости. Только вряд ли такая необходимость возникнет, в этом Самохин был уверен. Не могут его чудо-машины сломаться! Они с ребятами облазили, проверили каждый болтик, каждый агрегат. А танки, они ведь живые. Они чувствуют любовь экипажей, и платят людям воюющим в них ответной любовью. Это Костя Самохин, будучи зеленым лейтенантом, понял еще на финской. Ну а немцы им вообще не страшны, нет у них стволов способных пробить такую броню. Ну, разве что крупными калибрами на прямой наводке или бомбами. Но для чего ему голова дадена? Не полезет он на крупные калибры в лоб, а против «Юнкерсов» ему ребята из осназа НКВД приданы с ПЗРК. Эх, такую технику да в сорок первом! Хрен бы немцы дальше старой границы прошли! Да какой старой⁈ Раньше бы остановили! А там, гремя огнем, сверкая блеском стали… Только вот не было у них тогда Т-72 и БМП-3 не было. А были лишь устаревшие БТ-7 и Т-28. И горели они под Бердичевом и Винницей, Жмеринкой и Уманью. Эти чадящие жирной копотью остовы с обугленными друзьями внутри еще долго снились Самохину. Но ничего! Скоро он отомстит за ребят. Пришло время и немцам почувствовать яростное бессилие перед превосходством огня и брони противника.
В стремительно надвигающихся сумерках слышался смех и говор людей. Несмотря на довольно свежую, прохладную погоду в землянках никто не отсиживался, душная сырость подземных жилищ осточертела до смерти. Люди с нетерпением ждали приказа на бросок. Им предстоит захватить Надву, Смолиголовки и железнодорожную станцию Голынки, закрепиться там и сдерживать атаки противника от Орши и Рудни, с целью не допустить удара в тыл десантникам гвардии полковника Маргелова. И держаться, держаться, держаться. До соединения с войсками Калининского фронта.
Волков неторопливо вышагивал по знакомому, ставшему за эти полтора года почти родным лесу. На душе было тревожно. Казалось бы, еще чуть-чуть и все, станет полегче. Закончится его партизанская жизнь, можно будет спокойно съездить в Москву, увидеть Машу, а если повезет
