В Гельсингфорсе, Красноярске, Кронштадте, Ревеле, Севастополе, Ташкенте и других местах посещение могил «борцов за свободу» и «жертв борьбы с царизмом» также стало обязательным элементом демонстраций и манифестаций. При этом могилы украшались цветами, флагами и революционными лозунгами, рядом с ними торжественно фотографировались делегаты и манифестанты. Постоянно подчеркивался сакральный характер этих мест: «…Мы не будем изменниками под красным знаменем, знаменем вашей крови, принесенной в жертву за нас, — мы сплотимся и с вечной памятью на устах подойдем к вашим могилам, к могилам для других, для нас — храмом, храмом смелой любви к свободе», — писала газета большевиков Кронштадта 23 марта, в день похорон в Петрограде[154].

Похороны 23 марта в революционной столице стали и грандиозной психологической победой нового строя. Накануне среди испуганных горожан ходили всевозможные панические слухи: одни ожидали погромов и провокаций затаившейся «черной сотни», у других же вырытые могилы и узкие улицы пробуждали ужасные воспоминания о катастрофе на Ходынском поле в Москве. Но если первая важнейшая церемония царствования «Николая Последнего» была омрачена страшной катастрофой, то главный праздник начала «царства свободы» прошел блестяще, несмотря на огромное количество участников процессии организаторам удалось избежать серьезных эксцессов. Шествие многочисленных дисциплинированных колонн, которыми руководили специально назначенные распорядители с красными лентами и повязками, поражало зрителей. Гордые петроградцы полагали, что их грандиозная манифестация свободных граждан, прошедшая без какого-либо полицейского контроля, не имеет аналогов в мировой истории. А.М. Горький с воодушевлением писал: «В этом парадном шествии сотен тысяч людей впервые и почти осязательно чувствовалось — да, русский народ совершил революцию, он совершил революцию, он воскрес из мертвых и ныне приобщается к великому делу мира — строению новых и все более свободных форм жизни!»[155]. Автор газеты большевиков Кронштадта также писал об историческом значении этого события: «Этот день жертв революции должен быть праздником праздников из века в век, до тех пор, пока на земле будут свободные люди»[156].

Похороны 23 марта были не только петроградским, но и общероссийским событием. В некоторых городах и в этот день прошла новая волна «праздников свободы». В Москве отдельные предприятия не работали, на заводах и в учреждениях проходили митинги, посвященные похоронам жертв революции в Петрограде. В Киеве, Кронштадте, Одессе, Самаре, Риге, Симбирске и других городах состоялись новые манифестации, посвященные памяти «борцов за свободу». Нередко центром этих манифестаций были захоронения жертв революции 1905 и 1917 гг., а также могилы павших в годы войны. В прифронтовом Двинске состоялся «Праздник единения» военнослужащих 5-й армии: на братских могилах павших за родину солдаты и офицеры обменивались поцелуями, «праздник свободы» использовался для патриотической мобилизации и укрепления воинской дисциплины. Однако порой ритуал местных праздников принципиально отличался от исключительно светской церемонии в столице. Так, в Москве на вокзалах и в некоторых учреждениях были совершены панихиды по жертвам революции[157].

И в других городах состоялись захоронения и перезахоронения «борцов за свободу». На Черноморском флоте, матросы которого гордились своей революционной историей, началось движение по поиску мест захоронений «борцов за свободу», казненных старым режимом. Определенные инициативы предпринимали революционные организации, но наряду с ними свои разыскания и раскопки производили и различные независимые энтузиасты, это движение приобрело массовый и стихийный характер. В результате были найдены останки 11 матросов, расстрелянных в 1912 г. за попытку организации восстания. В Севастопольском совете обсуждался вопрос о перезахоронении «жертв революции, казненных в 1912 году». Делегатское собрание 25 апреля 1917 г. большинством голосов высказалось за гражданские похороны, возможно, при этом учитывался опыт похорон в Петрограде. Но такое решение, по-видимому, вызвало протесты, и 29 апреля было решено «хоронить гражданскими похоронами, но и со священниками». Торжественная церемония перезахоронения состоялась в Севастополе 30 апреля[158].

Исполнительный комитет Севастопольского совета снарядил и специальную экспедицию на остров Березань, на котором были расстреляны в 1906 г. лейтенант П.П. Шмидт и другие руководители восстания на крейсере «Очаков». Туда было направлено посыльное судно «Принцесса Мария» с отрядом матросов. Уже 16 апреля этой экспедиции удалось обнаружить захоронение. Прах моряков поместили в роскошно убранные железные гробы, была отслужена церковная панихида, а на месте казни при участии корабельного священника установили деревянный крест. Гробы были доставлены в Очаков, а затем в Одессу, где их торжественно пронесли по улицам городов. В Очакове и Одессе состоялись митинги, шествия, были совершены торжественные заупокойные службы, в Одессе панихиду отслужил архиепископ Херсонский и Одесский. Показательна проповедь одного из священников: «Дадим, подобно Шмидту, слово ни перед чем не останавливаться от намеченной цели свободы, равенства и братства. В этом проявится наибольшее уважение к увековечению памяти истинного сына в России». Наконец останки «борцов за свободу» были доставлены в Севастополь. Когда корабль входил в бухту, то все суда Черноморского флота приветствовали его салютом с приспущенными кормовыми флагами, оркестры играли «Коль славен…». На флагманском корабле был поднят сигнал «Вечная память борцам за свободу, павшим в 1905 году». По настоянию родственников погибших решено было устроить «смешанные» похороны — гражданско-религиозные. В панихиде участвовали высшие представители православного духовенства города, включая епископа Севастопольского. Церемония представляла собой яркую оборонческую демонстрацию: рядом с хоругвями, многочисленными венками, красными знаменами, серебряными венками и портретами лейтенанта Шмидта несли лозунги «Победа над Германией — путь к братству народов». Портреты Шмидта были и на многих красных знаменах[159].

В организации похорон в Севастополе активную роль играло командование Черноморского флота во главе с адмиралом А.В. Колчаком, который использовал и эту торжественную церемонию для укрепления своего влияния и распространения идей оборончества. Во время церемонии захоронения адмирал первым шел за гробом лейтенанта Шмидта, его сопровождали чины штаба командующего флотом[160]. Колчак тем самым давал понять, что именно командование флота и оборонческие организации являются истинными продолжателями дела лейтенанта Шмидта. Показательно, что в соответствии с приказом адмирала Колчака имя Шмидта было присвоено клубу офицеров Черноморского флота. На Черноморском флоте был создан также особый фонд имени Шмидта. Севастопольские чиновники, например, сдавали свои ордена в этот фонд[161]. Сложно предположить, чтобы это происходило без санкции адмирала Колчака.

В некоторых оборонческих резолюциях командование флота даже изображалось как продолжатель дела революционеров 1905 года. Служащие станции Сокологорное, Южной железной дороги заявляли: «Гордимся и верим, что славные потомки Шмидта и Матюшенко приложат все силы и разум довести войну до победоносного конца и удержат вырванную из рук тиранов — свободу. Да здравствует славный Черноморский флот! Да здравствует адмирал Колчак! Да здравствует свободная Россия! Ура Черноморскому флоту и ее