и на этот раз пуля скользнула по тыльной стороне моей ладони, содрав кожу и доставив боль, будто меня обожгли раскаленной кочергой. Я снова упал и какое-то время лежал, часто дыша, сжимая руку и не в состоянии различить что-нибудь, кроме корней, веток и колючей травы.

Если этот Буффало Билл решит подойти и посмотреть, не убит ли я, то мне несдобровать. Пришлось двигаться дальше. До дома по-прежнему было еще далеко, зато он давал надежное укрытие, и я надеялся до него добраться, двигаясь бесшумно. Я не собирался больше испытывать удачу. Кто бы ни засел в тех кустах, стрелять он умеет. Он едва не прикончил меня с такого расстояния, значит это стрелок высокого класса. Я не ощущал паники, но все равно обливался ледяным потом, и сердце колотилось, словно паровой молот. Я пополз по песку на четвереньках, стараясь двигаться как можно быстрее и не шуметь. Я преодолел футов пятьдесят, когда услышал шелест травы и внезапный треск сломавшейся ветки. Я окаменел, прислушиваясь и сдерживая дыхание, по спине словно забегали мурашки. Снова зашелестела трава, затем послышался мягкий шорох осыпавшегося песка: близко, слишком близко, черт побери! Я распластался на песке, и волосы у меня на голове встали дыбом.

В нескольких ярдах от меня кусты снова всколыхнулись, треснула еще одна ветка, затем наступила тишина. Противник стоял почти надо мной, я старательно прислушивался, и мне показалось даже, что я слышу его дыхание.

Мне ничего не оставалось, только ждать, и я ждал. Шли минуты. Он, вероятно, догадывался, что я совсем близко, поэтому тоже ждал в надежде, что я выдам себя каким-нибудь звуком. Я был готов прождать так всю ночь. Спустя какое-то время, показавшееся мне целой вечностью, он снова сменил позицию, на этот раз удалившись от меня. Я по-прежнему не шевелился и лишь прислушивался к его шагам, пока он переходил от куста к кусту, выискивая меня. Очень медленно и осторожно я встал на четвереньки. Дюйм за дюймом я поднимал голову, пока не сумел осмотреться сквозь редеющие ветки кустов. И тогда я увидел его. Это был тот самый парень! В той же светло-коричневой шляпе, те же широкие плечи, словно ворота амбара, покалеченное ухо и сломанный нос. Он замер в лунном свете, примерно в тридцати ярдах от меня, сжимая в руке кольт 45-го калибра. Двон стоял вполоборота ко мне, всматриваясь в кусты справа. Если бы у меня было оружие, я бы попал в него запросто: с такого расстояния это было бы не труднее, чем подстрелить кролика из дробовика. Однако оружия у меня не было, и все, что я мог, – это наблюдать за ним и надеяться, что он уедет.

Двон стоял, неподвижный, напряженный, вытянув перед собой руку с револьвером. Затем он повернулся в мою сторону и зашагал прямо на меня, несколько бесцельно, словно сомневаясь, что движется в верном направлении, но твердо намереваясь меня найти.

Я снова вспотел. Десять хороших шагов – и он меня обнаружит. Я сел на корточки, прислушиваясь к его осторожным шагам, сердце колотилось, дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы.

Парень остановился в трех футах от меня. Я видел сквозь кусты его крепкие ноги в брюках. Если бы отнять у него оружие…

Тут он повернулся ко мне спиной, и я бросился на него. Мои руки, мои мысли, мой прыжок – все было нацелено на его револьвер. Обе мои руки сомкнулись на его толстом запястье, плечом я ударил его в грудь, заставив пошатнуться. Он издал изумленный возглас, в котором слились ярость и тревога. Я вывернул ему запястье, стиснул ему пальцы и выхватил револьвер. На какое-то мгновение все складывалось по-моему.

Он был парализован внезапностью моего прыжка и болью, когда я прижал его пальцы к рукояти револьвера. А затем, когда оружие было уже у меня, он перешел к действиям. Кулаком он заехал мне по шее – сокрушительный удар, которым можно вогнать в дубовую доску шестидюймовый гвоздь. Я кинулся в кусты, пока еще сжимая оружие и пытаясь достать пальцем до спускового крючка, но не успел: Двон ботинком выбил револьвер у меня из рук. Оружие улетело куда-то в заросли. Что ж, это не так уж плохо. Пусть безоружен, зато и он тоже.

Он неуклюже ринулся в мою сторону, продираясь через кусты. Однако эти кусты в песчаных дюнах требуют к себе уважительного отношения. Им не нравится, когда через них ломятся, и, не успел Двон сделать и пары рывков, как споткнулся о корень и растянулся на земле.

Эта заминка позволила мне вскочить на ноги и выйти на открытое место. Если уж нам предстоит рукопашная, не хочу, чтобы мне мешали кочки травы, кусты и корни. Этот парень гораздо тяжелее меня, у него удар как у мула копытом, и у меня все еще кружилась голова после того, как он заехал мне по шее. Я не хотел получить еще раз. Единственный приемлемый способ бороться с ним – иметь побольше свободного пространства, чтобы отступать и нападать снова.

Он вскочил и припустил вслед за мной уже через долю секунды, а бегать он умел. Он нагнал меня, когда я прорывался через последнюю кущу кустов. Я увернулся от его первого замаха, двинул его по носу, но он кинулся снова, и я получил удар в висок, от которого у меня клацнули зубы.

Когда он снова пошел в наступление, я отчетливо увидел его лицо в лунном свете: холодное, жестокое выражение лица убийцы, настроенного уничтожать, и ничто или никто не сможет его остановить. Я отскочил в сторону, развернулся и как следует заехал ему по искалеченному уху: от этого удара он пошатнулся, а я ощутил уверенность в своих силах. Может, он и крупнее меня, но его тоже можно ударить, и ему больно. Он крякнул, пригнулся, помотал головой, руки со скрюченными пальцами потянулись вперед. Я не стал ждать, пока он бросится, а сам шагнул к нему, ударив двумя кулаками сразу. Только на этот раз он отстранился, а его руки сомкнулись на лацканах моего пиджака, и он притянул меня к себе.

Я резко замахнулся коленом, однако он знал все о подобных приемах и успел повернуться ко мне боком, приняв сильный удар на бедро. Одной рукой он отпустил мой пиджак и вцепился мне в шею, а я двинул ему по ребрам. Он снова крякнул, однако его пальцы, похожие на стальные крючки, впились мне в горло.

И вот тогда я по-настоящему набросился на него. Я понимал, что, если он обессилит меня, мне конец, а этот