Примерно через месяц пришел ответ Константина Эдуардовича на открытке, которая была изрядно потрепана в пути.

«В 1935 г. 22 янв.

Многоуважаемый Юрий Михайлович, получил Ваше письмо и Ваш хороший журнал. Я Вам через 20 дней вышлю свою автобиографию: 60 страниц машинописи. Вы можете взять из нее, что подойдет, и мою подпись. Машинопись всю возвратите по миновении надобности. Привет П. Чикашу, привет вашим юным читателям и товарищам по работе. Послал Вам «Монизм»[3].

К. Циолковский».

Коллектив редакции и актив юных техников были обрадованы получением этой открытки и с нетерпением стали ждать обещанного. Высчитали, что числа 15-го февраля рукопись ученого уже должна быть в редакции, и не ошиблись — именно в эти числа она была получена.

За неделю до получения открытки редакционные работники знали, что Константин Эдуардович занят выполнением своего обещания. В газете «Комсомольская правда» от 12 января 1935 года в корреспонденции «Скоростной поезд К. Циолковского. Как живет и работает ученый» — Константин Эдуардович сообщил беседовавшему с ним корреспонденту: «В свободные часы я пишу свою автобиографию». Естественно было «заподозрить», что именно по заказу уральцев писалась автобиография.

И вот приходит бандероль с рукописью. Адрес на бандероли написан рукой самого ученого, а упаковкой служил черновик каких-то расчетов и таблиц; опять-таки выполненных Константином Эдуардовичем, — секретаря он не имел и делал все сам, своими руками. Кстати, по рассказам П. Д. Чикаша, ученый, между прочим, писал не на столе, а на дощечке, положив ее на колени. Присланная рукопись была написана на машинке, вычитана и исправлена автором.

Называлась рукопись «Черты из моей жизни. (Январь 1935 г.) В ней было 58 двухсторонних листов, т. е. 116 страниц. На первой странице Константин Эдуардович приписал карандашом: «Можно сделать извлечение. Прошу возвратить», а также привет Ю. М. Курочкину и адрес: «Калуга, ул. Ц-го, д. 1».

Большая часть рукописи была использована в нескольких номерах «Техники смене» и целиком возвращена автору, а бандерольная обертка с адресом и разными вычислениями на обороте, сделанными К. Э. Циолковским, была подарена мне для хранения. Перепечатка полного текста рукописи до сих пор хранится у Ю. М. Курочкина. Не так давно он сказал мне:

— Я и ее в будущем передам вам.

Приятно сохранить для уральцев такую реликвию.

АВТОГРАФЫ ГОСТЕЙ 200-ЛЕТИЯ АКАДЕМИИ НАУК СССР

Летом 1925 года правительство СССР постановило отпраздновать 200-летие со дня основания Российской Академии наук и преобразовать ее в Академию наук Советского Союза. Советское государство с величайшим вниманием относилось к науке и ждало от ее работников необходимой помощи в деле социалистического строительства.

В то время основные учреждения Академии все еще находились в Ленинграде, а не в Москве. Поэтому решено было провести празднование сначала в Ленинграде.

Я в то время был директором основанного мною Научного хранилища в г. Шадринске — центре Шадринского округа огромной Уральской области. Хранилище было своеобразным «комбинатом» учреждений, куда входили краеведческий музей, художественная галерея, окружной архив и научная библиотека. Комбинат этот занимал целых три здания.

Признаюсь, я в то время читал лишь свою окружную газету, выходившую три раза в неделю, а потому плохо следил за жизнью всего Советского Союза. Вот почему для меня явилось неожиданным приглашение быть гостем всесоюзного торжества науки. Начались сборы в путь.

В Ленинград съехалось, вероятно, до тысячи представителей советских научных учреждений и до сотни представителей двадцати четырех зарубежных стран.

6 сентября состоялось торжественное заседание в здании Ленинградской филармонии. Вначале оркестр под управлением выдающегося советского композитора А. К. Глазунова исполнил торжественную увертюру. С речами выступили «всесоюзный староста» М. И. Калинин, а потом президент Академии наук академик А. П. Карпинский. Выступали также вице-президент Академии наук академик В. А. Стеклов и секретарь Академии академик С. Ф. Ольденбург.

Был объявлен перерыв, длившийся около получаса. Смотрю, кое-кто из участников заседания подходит к известным ученым с просьбой оставить автограф. У меня был лишь голубой листок бумаги с напечатанной программой заседания. Пусть, думаю, напишут на этой программе, — двойной исторический документ получится! В руках у меня был красно-синий карандаш…

Взял я эти свои «доспехи» и подошел к академику А. П. Карпинскому. Ласковый старичок, — ему в то время шел девятый десяток — спросил, откуда я такой по-провинциальному одетый делегат. Когда я отрекомендовался, Александр Петрович сказал, что он изучал геологию Шадринского Зауралья.

Потом я подошел к А. В. Луначарскому. Он расписался моим карандашом. Поставил свою подпись М. И. Калинин. Четвертый автограф дал академик Н. Я. Марр. С ним я был знаком по Центральному бюро краеведения при Академии наук, где я был действительным членом и выступал на всесоюзных краеведческих конференциях. Подходил я еще к А. К. Глазунову, но он всем отказывал, отказался и мне дать свой автограф.

Торжества в Ленинграде продолжались целых пять дней. За это время гости Академии наук побывали на торжественном приеме, посетили разные научные и политические заседания, всякого рода выставки, музеи, концерты, спектакли, участвовали в экскурсиях по окрестностям Ленинграда.

Помню прием в стенах Академии. Видел я здесь многих знаменитых ученых: И. П. Павлова, А. Е. Ферсмана, А. Ф. Кони и многих других. Оглянешься, бывало, кругом, а тут все такие знаменитости, о которых только читал или слышал. Сидишь где-либо в сторонке, а недалеко от тебя беседуют два старичка. Начинаешь прислушиваться, всматриваться в лица… Что-то знакомое… Да где же я их видел? А, да: на портрете в журнале или в газете… Да это же Анатолий Федорович Кони — автор великолепных воспоминаний из его юридической практики!

Из экскурсий по Ленинграду и его окрестностям я выбрал поездку в Петродворец, тогда еще называвшийся Петергофом, чтобы прокатиться по морю и посмотреть на знаменитые фонтаны. Стояла осень, небо было все десять дней серым. Вез нас небольшой пароходик, вмещавший, вероятно, не больше сотни людей. По пароходику ходили кинооператоры и снимали нас на пленку. Кто-то из них попросил меня сесть рядом с девочкой, одетой в дешевое ситцевое платьице. У меня вид был тоже не из казистых.

Мне было странно видеть здесь юную гостью. Я заинтересовался и стал расспрашивать. Оказалось, эта девочка — потомок Ломоносова, Нина Быкова. Я обрадовался, разговорился и попросил девочку дать мне ее автограф. На этот раз листок бумаги у меня был с собой, и моя новая знакомка детским, ученическим почерком написала карандашом:

«Настоящий листочек пусть будет воспоминанием участия на торжествах 200-летия Академии Наук в Ленинграде. Нина Быкова. На пароходе 8 сентября 1925 года».

Я до сих пор жалею, что в течение пяти дней пребывания в Ленинграде так и не поговорил ни с кем, кроме археолога А. А. Спицына, у которого я был на квартире.

После пятидневого гощения в Ленинграде мы приехали в Москву. Больше всего врезались мне в память участие в торжественном заседании в