Шрифт:
Закладка:
– Что эта история рассказана людьми, которые никогда не слышали ее из уст тигра, госпожа, – ответили Тии и замерли в ожидании.
Синь Лоан смерила их негодующим взглядом, потом с неподражаемым достоинством выпрямилась.
– Прекрасно. Но поверь: если эту историю расскажут мне точно так же во второй раз, я не только не захочу слушать ее, но и непременно съем рассказчика.
Тии хотели возразить, что любой истории требуется время, чтобы распространиться, но тут Синь Лоан вновь заговорила, и ее голос приобрел напевность, как у старшей сестры, развлекающей рассказами младших.
Хо Тхи Тхао провела с Дьеу под раскидистой красной сосной неделю, пока однажды утром не увидела, как книжница отстирала со своей одежды лисью кровь и вновь оделась. Прошла всего неделя, а в одежде Дьеу выглядела так непривычно, что Хо Тхи Тхао засомневалась, что ей это нравится.
– Да сними ты эти тряпки, – предприняла она попытку. – Вернись сюда, а я поджарю тебе кролика точно так, как ты любишь. Сначала ты покормишь меня, а потом я буду кормить тебя, пока ты не станешь сонной и вновь готовой к моим поцелуям.
– Не могу, – с сожалением отозвалась Дьеу. – Мне надо идти в Аньфи.
– А-а, – сказала тигрица. – Тогда я пойду с тобой.
И она проделала вместе с исследовательницей весь путь до Аньфи, города клеток у моря. Аньфи был детищем Панъэра, утонувшего в волнах, и этой поздней дочери великого города недоставало родительских изящества и красоты. В Аньфи пахло так, словно десять тысяч человек, собравшихся в одном месте, намазались пионовым маслом, чтобы скрыть запах своего тела, и зажгли на окнах светильники с ворванью, чтобы вытеснить честную ночь. Тысяча тысяч вещей, которые можно съесть, насчитывалось в Аньфи, – от овец и лошадей до морских свинок и бобров, но Хо Тхи Тхао думала, что не сможет съесть ни куска, не ощутив неприятный привкус, явственно свидетельствующий о том, что этот город умирает и что перерождение дастся ему нелегко.
Вместе они пришли к дому с запахом хорошего чая и небольшой доли вероломства, и Хо Тхи Тхао позволила Дьеу поселить ее здесь. Четырех поросят, которых перепуганные слуги подали им на стол, было более чем достаточно, и Хо Тхи Тхао, которая позволила себе с удовольствием наесться до отвала пищей из рук ее прелестной жены, осталась довольна этим миром.
– Поживем в столице годик, – сказала она, – а потом я заберу тебя обратно в горы на год. Так мы и поймем, что нам больше нравится, но я могу заранее сказать, что это будут горы.
Однако ее молодая жена была пугливой и непривычной к повадкам тигров. Наверное, она взглянула на острые когти Хо Тхи Тхао и испугалась, или вспомнила про зловещие клыки Хо Тхи Тхао и задумалась.
Как бы там ни было, на следующий день Хо Тхи Тхао проснулась в одиночестве и вместо жены, с которой накануне легла в постель, застала в дверях комнаты лишь незнакомую кривляку – та дрожала, как лист зимой, стоя на коленях.
– Ваша супруга заплатила за комнату, – еле слышным, замирающим голосом сказала она. – Вас накормят и окажут все полагающиеся вам почести…
– А сама-то она где? – перебила Хо Тхи Тхао, а женщина покачала головой.
– Ушла записываться на экзамены в Зал жестокого нефрита, – голос женщины дрогнул. Чем сильнее злилась Хо Тхи Тхао, тем труднее ей было сохранять человеческий облик. Она становилась крупнее и мощнее, ее речь напоминала скорее рычание, чем слова.
– И не оставила мне ничего съестного? И не удосужилась разбудить меня, чтобы я ее проводила?
В ответ женщина лишь застонала, и этот стон так раздосадовал Хо Тхи Тхао, что она убила незнакомку одним ударом, сломав ей шею и положив конец мерзкому звуку.
Она должна была стать завтраком, но Хо Тхи Тхао свирепо зарычала: есть она стала бы, только если бы Дьеу покормила ее с рук, а Дьеу нигде поблизости не было. В ярости переступив через лежащую у ее ног женщину, Хо Тхи Тхао вышла в город, искать свою жену.
Тии дрожали, но не только от холода. Они не давали костру угаснуть, подбрасывая дров в огонь, но чем дольше шла ночь, тем меньше от него было толку. Тии подобрались к костру так близко, как только осмелились, Сыюй прижалась к ним и придвинула к себе с другой стороны Баосо.
Синь Лоан холодно улыбалась.
– Тебя пугает мысль о том, что голодная тигрица могла совершить в большом городе, каким тогда был Аньфи? – спросила она. – Ты думаешь обо всех людях, которых она могла убить?
– Да, – кивнули Тии. Их учили, что там, где нельзя опереться на мастерство и пытливость, сослужить хорошую службу может честность. – Хо Тхи Тхао рассердилась и обиделась. Аньфи был крупнейшим городом тех времен, где она не могла бы пройти и пяти шагов, чтобы не встретить еще кого-нибудь и не причинить ему вред.
Синь Кам покачала головой.
– Нет, она не обиделась, точнее, не только обиделась. Ее сердце было разбито.
– И она намеревалась выместить злобу на каждом человеке, который попадется на ее пути? – возмущенно воскликнула Сыюй. – Это же кошмар!
– А что сделала ты, когда в прошлый раз тебе разбили сердце? – проницательно осведомилась Синь Кам.
– Разоралась! Записалась во все дальние дозорные поездки, куда только могла, и изводила в этих поездках своих напарников. Вычесывала Пылук до тех пор, пока шерсти не набралось на валяный тулупчик для моей маленькой сестренки. Но людей я не убивала.
– Но тебе, возможно, хотелось? – спросила Синь Кам голосом, в котором сквозила убежденность.
Сыюй медлила, Тии зачарованно ждали.
– Она порвала со мной и приняла назначение в Ингруск, даже не дав мне объясниться, – наконец сказала Сыюй. – Пожалуй, хотелось.
– Но ты не стала бы, – подхватила Синь Кам. – И я тоже. И Хо Тхи Тхао, вероятно, тоже этого не сделала.
– Сделала, – сухо вмешалась Синь Лоан. – Конечно же.
– Справедливости ради, сестра, вряд ли она так поступила, – возразила Синь Хоа. – Иначе ее череп до сих пор висел бы над воротами в Ань. Она не стала.
– Стала, конечно, – заявила Синь Лоан и устремила немигающий взгляд на Тии. – Служитель, постарайся записать эту историю так, как ее рассказала я, а не мои юные и глупые сестрицы.
Тии кивнули, потому что для этого и существовали сноски. Они глубоко вздохнули, глядя, как заклубился на фоне костра пар их дыхания. От усталости их трясло, глаза обильно слезились.
– Мне продолжать? – спросили они.
Синь Хоа снова уснула, Синь Кам горячо закивала, а Синь Лоан после длительной паузы выразила согласие взмахом широкой ладони.
