— Ты не слишком строго себя судишь? — спросил отец. Их взгляды встретились. Собака поняла, что здесь ей больше ничего не перепадет, и подалась к отцу. — Излишняя жестокость к себе — тоже гордыня. Человеку свойственно грешить, и только по милости Божьей кто-либо получает прощение. — Он перекрестился и продолжил: — Ты убил в бою человека, которого не должен был убивать, но это не было коварным убийством: ты не подкрался к нему со спины, а убил в честном бою, да еще ослепленный страстью. Думаешь, кто-нибудь поступил бы иначе? Нет. Они сделали бы то же самое, а потом спокойно жили бы себе дальше.

— Это не значит, что они были бы правы.

— Судя по тому, что ты сказал, твой господин не винит тебя…

— Мой господин милостив. Это его милосердие.

— Как мне приходилось слышать, милость нашего Верховного Короля простирается ровно настолько, насколько это безопасно для Британии. Вряд ли он бы так быстро простил тебя, если бы считал твой проступок действительно серьезным, или, по крайней мере, настолько серьезным, каким считаешь его ты. Интересно, что он имел в виду, когда просил тебя не убивать Брана ап Кау? Ты сказал, что заслуживаешь смерти за то, что сделал… А ты, случаем, не подумал, как бы твои дела оценило королевское правосудие?

Лорд Гавейн покраснел и с улыбкой поднял руки, признавая правоту отца.

— Ты проницательный человек, Сион ап Рис. После того, как она отослала меня прочь, я всю ночь ходил по стенам города, думал только о том, что не хочу видеть наступление утра. Но жизнь моя принадлежит не мне, а моему господину на Небесах, и моему лорду на земле. И если я еще могу пригодиться им обоим, не мне обрывать собственную жизнь. Добавлять к своим грехам еще и позорное бегство я не намерен.

— Ну, вот видишь! А теперь осталось лишь подумать так же о своей вине. Сделай все, что в твоих силах, чтобы исправить содеянное, проси у женщины прощения, но не следует надоедать ей ненавистью к себе и бродить по лесам зимой. Ничего хорошего в этом нет ни для тебя, ни для нее, ни для твоих повелителей.

Лорд Гавейн грустно улыбнулся, снова потирая ладонь.

— Может, ты и прав. — Он поднял глаза, морщинки усталости, боли и напряжения на мгновение разгладились. — Может быть. Я бы отдал свой меч, лишь бы еще раз увидеть ее, Сион. Я так часто думал о ней после победы в Баддоне.

— И вы совсем не догадываетесь, где она может быть теперь? — спросил я.

Он покачал головой.

— Есть несколько дорог, по которым стоило бы пройтись. Просто для уверенности, что ее нет и там. — Он помолчал немного, а затем мягко сказал: — Думаю, сейчас мне лучше вернуться в Камланн. Мой лорд Верховный Король не получал от меня известий с ноября, возможно, я нужен ему. Теперь я уверился, что в этот раз не найду ее. Ладно. Попытаюсь в следующий раз. Завтра поеду в Камланн.

— Подумай, неделя ничего не решит. А тебе хорошо бы подлечиться еще, — сказал отец. — Побудь у нас еще немного.

Лорд Гавейн снова покачал головой.

— Я уже вполне способен ехать. Камланн не так далеко…

Отец попытался уговорить его, но лорд Гавейн в изысканных выражениях поблагодарил его и всех нас и решительно отказался оставаться. Когда я смотрел на воина, мне внезапно пришла в голову мысль, что я вполне мог бы стать его слугой. Помнится, в молодости только эта мысль о необходимости служения и удерживала меня дома. А так я всегда мечтал присоединиться к какому-нибудь отряду. Ну не для меня эта фермерская жизнь!

Однако лорд Гавейн ни словом, ни жестом не выражал презрения к фермерскому уделу. И я подумал: а почему бы и нет? Меня обдало каким-то внутренним холодом. Может, ему и не нужен слуга, но попросить-то можно? Достаточно сказать ему наедине несколько слов, и я смогу оставить все это! А я хочу? Все-таки я уже не мальчишка, чтобы мечтать о дальних странах. Да и примет ли меня лорд в услужение? Даже если откажет, вдруг он знает кого-нибудь в Камланне, кому нужен слуга, ну, такой, как я?

Несмотря на усталость, эту ночь я провел без сна.

Глава четвертая

Отец все-таки уговорил нашего гостя задержаться еще дня на три, и весьма предусмотрительно нашел мне на эти дни занятия подальше от дома. Уверен, что сделал он это намеренно. Сначала он отправил меня проверять овец, и, как только я разделался с этим, мать послала меня на реку за песком для печи. Песок я принес, и тут же обнаружилось, что нужно еще немного глины, ну и прочее в том же духе. Главное — чтобы подальше от дома. Таким образом, у меня совершенно не было возможности поговорить с лордом Гавейном. Я задавался вопросом, неужто родители догадались, о чем я хотел просить воина? За это говорило и то, что они решительно пресекали любые мои вопросы о войне и судьбах Британии. Как сказал лорд Гавейн, отец был проницательным человеком.

Другие мои родичи готовили лорда Гавейна к путешествию. Мать починила его плащ и прочую одежду, которую посчитала достойной починки. Кое-что она пустила на тряпки и подобрала замену. Она попыталась уговорить его взять запасную одежду и новый плащ, но он, рассыпавшись в благодарностях, категорически отказался. Отец вместе с Горонви устроили импровизированную кузницу. Горонви подковал жеребца гостя, и заодно нашу кобылу, вполне прилично залатал порванную кольчугу, добавив несколько железных колец. Прочие члены нашего хозяйства просто чесали языки, на все лады обсуждая воина, восхищались его обходительностью и простотой в общении, каких никак не ждали от племянника самого Пендрагона.

Лорд Гавейн тоже не сидел без дела. Он чистил и точил свое оружие и, не чинясь, предлагал свою помощь в любой работе. А я и в дом-то заходил только изредка, и за все это время перекинулся с лордом всего несколькими словами. И вот уже полдень накануне его отъезда, а я так и не поговорил с ним. Не только моя робость была тому виной. В конце концов, я