где проводился этот конкурс. Лидия Семеновна, наш второй музрук, была с нами за старшую, за порядком следила. Мы сыграли "Каштаны цвитуть", потом – "Светлые косички" и вышли в финал. Как раз, когда это объявили, Лидия Семеновна подходит ко мне, и говорит: "Самохин, тут на синтезаторе диск лежал, с музыкой. Это ты сочинил?" "Ну да, отвечаю, мой туфля" Это была та мелодия для песни, что я для Виточки написал, когда она меня поцеловала. "Ну и чудесно! – Говорит Лидия Семеновна – Я тут встретила парня, с которым в институте училась. Он играет в серьезной взрослой группе. Их и по телевизору показывают. Так я дала ему послушать. Ты ж не возражаешь?"

Я еще не понял, как попал, и настроение после удачного выступления было отличным. Я сказал "Да на здоровье!"

И вот, в четверг, после обеда, прямо перед финальным выступлением, Лидия Семеновна подбегает, и быстро так тараторит: "Коленька, моему другу, ну тому музыканту, о котором я говорила, твоя мелодия подходит. Он ее купил за сто долларов. Вот, возьми!" И засовывает деньги мне в карман. Потом мы вышли играть, а я, когда играю, ни о чем думать не могу. И только когда отыграли, и стали инструменты собирать, до меня дошло: она продала то, что я для Виточки написал! Я хотел возражать, уговорить Лидию Семеновну, что я не хочу ничего продавать, и нельзя. И пусть вернет деньги… Но была страшная суета. Нас собирали, заталкивали в автобус инструменты и реквизит. И все время вокруг были ребята, а я не мог решиться заговорить, начать скандалить, выставить себя придурком…

Мы вернулись утром в пятницу. Так что в школе не были неделю. Даже не знаю завоевали чего или нет. Прошли в финал, отыграли в финале и уехали. В школу в пятницу мы не должны были идти.

Но я хотел встретить Вована после уроков, поговорить, как я попал с этой мелодией. То есть, получается, продал свои чувства к Вике за сто долларов. Они мне карман жгли. И выбросить не мог: а вдруг еще не поздно отдать?

За школой у нас такой тихий скверик. Десяток деревьев, клумба и постамент от какого-то гипсового Ленина, или пионера. Там только пол ноги осталось. Ну и горы всякого мусора. Слева свалка, справа большое автопредприятие. Так что в скверике днем никого, только иногда пацаны из школы на переменке забегают покурить. Сюда-то я и зашел, посидеть в тишине, пока Вовка не выйдет из школы. Одно из деревьев еще в прошлом году упало рядом с постаментом. На его ствол я и присел. Слышу – разговор. Зашли двое в этот скверик. Им-то меня не видно, за постаментом. Я хотел выйти, неудобно как-то подслушивать, но и выскакивать, как чертик из коробки, неудобно. И тут разобрал голос красавицы Виточки. Она о чем-то второго человека просила, и я расслышал: "Ну я для тебя за это что хочешь сделаю!" Выглянул – а они целуются. Я обратно на ствол и упал. Как мешком по голове! Вот так. Я продал, меня предали. Нет, ну я понимал что мне Виточка ничего не должна. Но все равно… Реки не стало. Высохла.

Пока я сидел как придурок, Виточка с тем парнем (даже не разглядел, кто это) ушли. И я, как инвалид на костылях, заковылял прочь. А в голове только одно: на что я рассчитывал? Кому такой трус и неудачник нужен? Где-то там у тети Вари было очень сильное снотворное. Если его много принять… И тут меня кто-то окликнул: "Самохин! Николай! Погоди!" Оборачиваюсь – Микаэл. Мутант въедливый! Догнал меня, посмотрел так внимательно, и говорит: "Пошли, обсудим твои проблемы" И я поплелся за ним. Мне как-то все равно было, куда идти.

Микаэл привел меня к себе в общежитие, посадил на кухне, приготовил чай, налил себе и мне, и сказал: "Рассказывай!" Я и рассказал. А чего, в самом деле? И про трусость, и про красавицу Викочку, и про проданную музыку, и про то, что мы за ним подсмотрели. Только не сказал, что со мной Вован был. И единственное, чего я боялся, пока рассказывал, это что он меня, неудачника, жалеть начнет, как тетя Варя. Но он жалеть не стал. Достал из кармана свой Фузион три тысячи, проводки соединил, и говорит:

– Играй!

– Чего играть?" – тупо спрашиваю.

– Мелодию свою играй, конечно.

Я сыграл. И тут он спрашивает: "Ну, и как?" Я не врубился:

– Чего – ну и как?

– Мелодия, -улыбается он. – Мелодия хуже стала?

– Нет, конечно! Как мелодия может хуже стать?

– Именно! Ты сочинил мелодию. И в мире стало на капельку больше гармонии. Вот я и спрашиваю: Как мелодия может хуже стать оттого, что ты ее продал?

Ну понятно, – капиталист. Я ему о душе, а он про деньги. Это, выходит, не я туплю, это он тупит. Хотя, – стоп! Он же не капиталист. Он ангел. Или не ангел? И кто тогда тупит? И я спросил прямо: "Микаэл, Вы – ангел?"

Микаэл замялся, поплямкал губами:

– Николай, вот если бы тебя тупой американец из средины прошлого века спросил: "Ты русский казак?" Учти, что для него все, кто живет на территории СССР – русские, и все русские – казаки. Как бы ты ему ответил? Только правду!

Во как повернул. Мне только один ответ в голову пришел: "Fuck You!" Но ему я сказал:

– На такой вопрос нельзя ответить. Тут три часа разъяснять нужно – и про национальности, и про Союз, и про казаков. Это Вы что, намекаете, что я, как тот тупой американец, ничего в ангелах не понимаю?

– Ты не как тупой американец, а как продвинутый украинский школьник, ничего в ангелах не понимаешь.

–Так Вы объясните! Я очень постараюсь понять!

Мне стало очень любопытно. Баранья тупость и заторможенность куда-то улетучилась. Вот сейчас он мне все тайны откроет: и про Бога, про грехи и про душу, и про Рай и Ад. И это не ла-ла будет, а все конкретно. Но он мне весь кайф обломал:

– Не могу объяснять. Вот ты среди прочих версий говорил про иностранца, инопланетянина, мутанта или ангела. Так это всё, считай очень близко к истине. Близко, но не точно. И это очень трудно разъяснить. И даже не просто трудно, а совсем нельзя. Ты только просто поверь, что все в книгах, которые ты читал немножечко так, и немножечко не так. Вот как "русский казак" в прошлом веке.

Как я расстроился, передать не