Шрифт:
Закладка:
Несмотря на стоградусную жару, Мили покрывается мурашками и на сей раз даже не отвечает. А, может, я просто уже ни хера не слышу от тотального перегрева.
Пот катится по лицу и телу, в висках долбит, жар со зверской похотью лишает кислорода, а я всё щупаю и щупаю, не в состоянии оторвать руки от этой попки. Мне жесть как нравится происходящее. И чувствую, что Мили тоже в экстазе. Её блаженные мычания и стоны, которые она отчаянно пытается сдержать, говорят красноречивее тысячи слов.
Милашка тоже хочет. И хочет сильно. Так почему бы всё-таки не послать всё к чёрту и не сделать друг другу приятно?
Сердце мотает из стороны в сторону, мозг в последний раз взвешивает все «за» и «против», а слух накрывает не то чтобы шумом, а каким-то одуряющим писком. Он оглушает и выводят все предохранители из строя.
Короче, похер на всё. Хочу её. С последствиями разберусь позже, а сейчас я тяжело выдыхаю и с высокой колокольни плюю на благоразумие. Под мелодию очередного женского стона ещё сильнее сжимаю ягодицы Мили, раздвигаю их и юрко проскальзываю пальцем под трусики, касаясь нежной плоти. Там горячо, чертовски влажно, и да, бля*ь, всё гладко, как я обожаю.
Однако насладиться её идеальной промежностью дольше секунды не получается. Как, впрочем, и защититься, когда Мили как ошарашенная вскакивает с полка́, поворачивается и со всей дури залепляет мне оплеуху. Сильную. Звонкую. Увесистую. Обжигающая боль поражает всю левую сторону лица, а в глазах ненадолго темнеет.
Очухиваюсь, лишь когда звон в ушах проходит, и вижу, как маленькая, истерзанная моими пальцами попка спешно скрывается за дверью.
Марк
– А ну стоять! – игнорируя ноющую боль в скуле, догоняю Мили и хватаю за запястье.
– Отпусти! – шипит милашка, и я отпускаю, но не сразу, а предварительно затащив её сопротивляющееся тело в душ. Толкаю спиной к стене и вбиваю ладони над её хрупкими плечами, отрезая все пути отхода.
На всей скорости сталкиваемся взглядами. Накал эмоций электризует воздух. Однако пташка не пугается. Не сжимается, как загнанный в клетку зверёк. Из-под шапки на меня смотрят донельзя сердитые глазки. Они мечут искромётные молнии, будто желая спалить меня дотла.
Красотища. Мили бесподобна в гневе. Такая она мне нравится ещё больше, чем прежде.
– Ты чего улыбаешься?! – выпаливает не на шутку рассвирепевшая крошка. – Ты больной?
– Ты даже не представляешь, насколько.
– Оно и видно. Прекрати улыбаться и дай пройти.
– Зачем?
– Что, значит, зачем? Я не хочу находиться рядом с тем, кто без разрешения посмел меня так трогать.
– Как так? – насмешливо изгибаю бровь.
– Так, – милашка краснеет ещё больше, но взгляд в сторону не отводит.
Это мне в ней тоже нравится. Стесняшка, но стержень в ней имеется.
– И что тебя так сильно разозлило? Мне показалось, ты была очень даже не против моих прикосновений, – снимаю с головы Мили шапку, отбрасываю в сторону и наклоняюсь ближе к её румяному лицу. Вдыхаю запах вместе с исходящим от неё негодованием и херею от мощного прилива возбуждения.
– Я была не против всех правил русской бани, но не более.
– Врёшь.
– Нет, не вру.
– Нет, врёшь, Мили. Но со мной не нужно это делать. Я же видел, что ты хотела. И уверен, если я сейчас залезу к тебе в трусики, лишь удостоверюсь в своей правоте.
Девчонка приоткрывает рот в изумлении и сдвигает брови к переносице. Она выглядит крайне оскорблённой.
– Вот уж не знаю, с какими девушками ты постоянно имеешь дело, Марк, но со мной так себя вести нельзя. Отойди в сторону и дай мне пройти! – сурово повторяет милашка и вбивает ладони мне в грудь, тщетно пытаясь сдвинуть меня с места.
Понятно. Как я и думал. Она недотрога. Из ненавистной мне категории «Никакого секса с первым встречным» или «Буду подыхать от желания быть оттраханной, но не признаюсь в этом, ибо это грязно, постыдно и неправильно». В общем, сплошное разочарование. Однако я какого-то хера так и продолжаю стоять к ней практически вплотную. Тело наотрез отказывается отодвигаться от Мили. Наоборот. Мне нужно больше контакта. И желательно ниже пояса.
– Что ты делаешь? – натянутым от напряжения голосом спрашивает она, когда я беру одну её руку со своей грудной клетки и подношу к губам.
– Я тебя услышал, Мили, – нежно целую большой пальчик, затем указательный и средний, удерживая девчонку на привязи хитрого взгляда.
– И что ты услышал?
– Что с тобой нельзя вести себя таким непристойным образом, – одариваю коротким касанием безымянный палец и мизинец, на миг погружая в рот одну фалангу, а после ухмыляюсь. – Но зато тебе со мной только так вести себя и нужно.
Мили тихо охает, когда я возвращаю её ладонь на свою грудь, но не оставляю невинно покоиться там, а спускаю её ниже и ниже, словно раскалённой кистью весь торс себе обжигая. Смотрим друг другу в глаза. Не разрываем немое состязание. Тяжёлые дыхания тоже ввязываются в бойню. Воздух во влажном пространстве трещит, запуская по венам смачную дозу экстаза.
– Марк, – с нотками паники в голосе произносит Мили.
Она вконец осознаёт, куда именно я веду её маленькую ладошку. Пытается вырвать руку из моей хватки, но безуспешно. Я держу крепко, возможно, даже причиняю боль. Но по*уй. Не отпущу. Пусть рыпается, сколько хочет. И ударить больше не получится. Попытку залепить мне по другой щеке я улавливаю и быстро пресекаю, захватывая в плен и второе запястье тоже.
– Марк, остановись, – скулит милашка, лихорадочно выискивая в моём лице намёк на отступление. Наивная.
– Нет. Это ты лучше расслабься. Сама же об этом мечтала, не отрицай.
И надо же: Мили не отрицает. Умничка. Вообще больше не говорит и слова. Ещё один плюс. А когда она, как и полагается послушной девочке, расслабляется, переставая вырываться, я нарадоваться не могу.
Ещё пара секунд, наши руки на десять сантиметров ниже, и мы добираемся до резинки моих шортов. Огонь. От одной лишь мысли, что Мили сейчас мне подрочит, член дергается и твердеет ещё больше. Кожу окатывает жаром в разы хлеще, чем это происходило в бане.
– Не бойся и обхвати его, – твёрдо высекаю, вынуждая и без того огромные глаза девчонки стать ещё больше. Запускаю руку милашки в шорты и стискиваю челюсти до скрежета. – Бля, Мили, – громко сглатываю и от кайфа непроизвольно прикрываю глаза, пока ладонь Мили застывает на мне на несколько обалденно-горячих секунд.
Я пользуюсь ими, чтобы свыкнуться с неадекватно острыми ощущениями, а взволнованный ангел — чтобы побороть пунцовое смущение, наверное. Не знаю. Ни черта сейчас сообразить не получается. А стоит девчонке отмереть и задвигать рукой, то всё… мозги всмятку, сердцебиение по максимуму, а мой член в нирване.
