не грубили сторожу: старика в городе любили, как местного юродивого. "Все-все, Валерьяныч, уходим!", — говорили в таких случаях нарушители общественного порядка и ретировались сквозь лазейки в решетке парка. Дождавшись, когда старик уйдет, гуляки возвращались обратно. От водки или портвейна, которые ночные гости предлагали старику, тот не отказывался, но сам никогда не просил. Ему и так было хорошо.

Валерьяныч любил парк, любил его ночное безмолвие, любил бродить среди замерших спящими ящерами каруселей, разговаривать с ними и сонными деревьями. В эти минуты он был счастлив, как бывает счастлив мужчина, проводящий ночь с любимой.

Идиллия была нарушена самым странным и пугающим образом, после чего трудовые бдения Валерьяныча превратились в нескончаемый кошмар. Виной всему стало "чертово колесо". Навеки, казалось, окаменевшая карусель однажды ночью ожила. Произошло это в тот самый миг, когда мимо дозором проходил Валерьяныч. Четыре прожектора неожиданно включились без посторонней помощи, и четыре ослепительных луча ударили в ржавые ребра и сухожилия конструкции. Колесо пронзительно заскрипело и застонало, как исполинская выпь, затем дернулось, замерло, дернулось еще раз, и кабинки медленно поплыли вверх. Ошарашенный сторож, в этот самый день, заметим, не употребивший ни капли спиртного, бросился к будке у подножия колеса: замок был на месте, через стекло в двери было видно, что тумблеры на пыльной панели по-прежнему пребывают в выключенном состоянии. "Может, замкнуло где-то?", — мелькнуло в голове у старика, но подумать об этом он не успел. Какие-то звуки, доносившиеся сверху, привлекли его внимание. Отступив назад, запрокинув голову и щурясь от больничного света прожекторов, Валерьяныч к ужасу своему разглядел в одной из кабинок, ползущих в чернеющее небо, детей. Своих детей. Сына и дочь. Только повзрослевших. Мишка вырос в ладного крепкого паренька с залихватским чубчиком на лбу. Танечку, родившуюся спустя два месяца после отправки отца на фронт, Валерьяныч никогда не видел. Но теперь интуитивно понял: это она. Дочка выглядела нарядной симпатюлей с пышным бантом. Рядом сидела другая девочка — постарше, в пионерской форме. На голове ее влажно темнело какое-то пятно, из-за чего волосы казались слипшимися. Чувствуя, как мурашки морозной сыпью покрывают все его тело, Валерьяныч понял, что это та самая девочка, которая разбилась на "чертовом колесе" несколько лет назад. Дети беззаботно смеялись и махали ему руками. Дочь кричала: "Папа! Смотри!". Бант у нее на макушке при этом подрагивал, как бабочка, собирающаяся взлететь. А колесо меж тем, разгоняемое незримой и неведомой силой, с каждым оборотом все ускоряло и ускоряло свой ход. И вот уже превратилось в гигантскую сверкающую, свистящую петлю. Разобрать что-либо в этом вихревом круговороте было уже невозможно, однако смех и голоса детей, то уносясь ввысь, то пикируя вниз, слышались по-прежнему внятно. "Они же вывалятся!..", — обессиленно подумал Валерьяныч, белый, как луч прожектора. Он хотел крикнуть: "Деточки, не бойтесь!", но не смог, только вяло шевелил губами. Надо было куда-то бежать, просить кого-то о помощи, но ноги у старика ослабели, и он упал на колени на мокрый после дождя асфальт. Отвратительный свист становился все громче и нестерпимее. У старика начало закладывать уши. Захрипев, Валерьяныч обхватил голову руками, словно пытаясь помешать свисту и боли разнести эту голову на кусочки. Потом он ощутил в горле и в груди тошнотворную пустоту и холод, смертельное изнеможение растеклось по его телу, и вдруг прожекторы и весь мир в один миг погасли перед его взором.

…Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на земле перед "чертовым колесом". Небо светлело. Кругом царили предрассветные тишина и покой. Мертвое колесо стояло неподвижно. Кабинки были безлюдны. Валерьяныч поднялся и с трудом дотащился до сторожки. Его мутило. В сторожке он свалился на топчан и до самого утра проспал бессюжетным сном.

Ночное видение у "чертова колеса", которое старик счел галлюцинацией, произвело на него самое тягостное впечатление. Весь день он пытался избавиться от жуткого воспоминания, а следующей ночью кошмар повторился. Повторился в точности, во всех деталях: прожекторы, дети в кабинке, звук рассекающего ночную тьму гигантского диска… На сей раз Валерьяныч сознания не терял и досмотрел дьявольское представление до конца. Сгинул кошмар так же внезапно, как и появился, — чтобы вернуться снова. Ужасное воскрешение чертова колеса стало происходить каждую ночь. Валерьяныч закрывался в своей сторожке изнутри, напивался вусмерть, чтобы заснуть и ничего не видеть, однако ничего не помогало: в урочный час что-то властное и неумолимое хватало его за шиворот и тащило к колесу. И без того молчаливый старик замкнулся еще больше. Целыми днями он ходил, словно в полузабытьи, не реагируя на приветствия окружающих и думая только о грядущей полночной пытке.

Спустя некоторое время к фокусам взбесившейся карусели добавились стоны, доносившиеся время от времени по ночам из зарослей кустарников в отдаленных уголках парка. Валерьяныч, прежде никого и ничего не боявшийся, на сей раз ощутил такой страх, что не осмелился и приблизиться к стонущим кустам, решив, что это стонут Архангелы Господни и души загубленных священников и прихожан стоявшей тут некогда церкви.

О том, что происходит в парке по ночам, сторож проболтался только один раз — в разговоре с мальчишками, кому он, в отличие от взрослых, доверял, почему и вступал с ними в разговоры. Прекрасно зная, что у старика мозги слегка набекрень, посвященные в ужасную тайну мальчишки, тем не менее, не могли удержаться от того, чтобы не убедиться лично в подлинности описываемых стариком событий. Однако те смельчаки, которым удавалось ускользнуть из дома и прокрасться в парк, тратили время впустую: сколько они ни таращили глаза, дрожа от ночной прохлады, "чертово колесо" не сдвинулось ни на миллиметр. Когда же мальчишки попеняли Валерьянычу за его басни, тот, ничтоже сумняшеся, ответил: "А вы и не увидите этого. Только я могу это видеть. Это для меня черти его раскручивают — наказывают за мои грехи. А вы нагрешить еще не успели". Он, видите ли, пришел к выводу, что ночные кошмары даны ему в наказание за разрушение храма.

После этого пацанов, конечно, перестали интересовать наваждения старого чудака, однако о докучающих сторожу фантомах, в конце концов, стало известно кому-то из родителей. Они тут же сообщили об этом в милицию. Милицейский наряд, несколько ночей подряд патрулируя окрестности "чертова колеса", ничего сверхъестественного не обнаружил, зато выяснил происхождение протяжных стонов. Их, как оказалось, издавали студенты местного строительного техникума — парень и его бесстыжая подружка, избравшие ночной парк местом своих любовных услад. Грянул скандал, парочку, конечно, с треском выперли из комсомола, а заодно — и из техникума. Хотели