Зашел в дом, поднялся на второй этаж, тихо открыл дверь ванной, что соединяла две комнаты. Первое, что увидел — длинная цепь, на которой были нанизаны трусики розового цвета и черные лосины. Цепь тянулась дальше, заворачивала на стену душевой.

Не удержался, заглянул, а самого, как переклинило.

В горле пересохло, в ушах шум. Девушка стояла, запрокинув голову, прикрыв глаза, ее руки медленно скользили по телу. Изящная шея, выпирающие косточки ключиц, небольшая грудь с темно-розовыми сосками, тонкая талия, на лобке узкая дорожка волос, длинные стройные ноги.

А я тогда завис именно на груди, сглотнул скопившуюся во рту слюну, шагнул, как был, одетым под воду, лишь скинул на пол куртку, поймав испуганный взгляд Влады. Она что-то говорила, пыталась сопротивляться, не слушал, точнее, не слышал. Сердце грохотало в груди, член встал колом и болезненно упирался в ширинку джинсов.

Дикое желание вспыхнуло ярким огнем.

Хотел потрогать ее везде, прикоснуться, почувствовать пальцами, какая она. Глаза испуганные, большие, по обнаженной коже стекала вода, а я, зафиксировав руки, припал к ее груди.

Меня срывало реально, я не мог припомнить, чтобы такое было раньше.

Казалось бы, после стольких лет отсидки меня должно корежить от любой голой бабы, а нет, это так не работало.

Она была какая-то особенная, что ли, пахла иначе. И кожа у нее гладкая, мягкая, не мог пересилить себя и отойти.

Черт знает, почему так.

Я чувствовал лишь вкус, он бил по рецепторам, соски набухали, теперь это были твердые горошины. Девушка сдерживала стоны, но уже не пыталась вырваться и практически не сопротивлялась.

Крыло, как наркомана, дорвавшегося до своей дозы. Хотел ее до ломоты во всем теле. Кажется, мои руки тряслись, когда накрыл ее между ног, влажная, горячая, всего несколько движений — и она кончает, дрожит, всхлипывает, а меня бросает в самую темную бездну порока.

Переклинило.

Эти голубые невероятные глаза, дрожащие ресницы, приоткрытые губы.

А потом в меня вселился дьявол, тот самый, что был всегда, но я не давал ему воли.

Нет ничего в ней невинного и чистого, она такая же, как все, как сестра ее — тварь продажная.

— Ты ведь такая, как и все, не строй из себя целку, твоя пизденка текла на мои пальцы, ты кричала и кончала, только что не просила моего члена. Но я сам тебе его дам. Встань на колени.

Водка снова обжигает горло, убрав бутылку, снова наношу несколько ударов в стену. Она просила не делать этого, не заставлять ее брать в рот, я не слушал, снял футболку, наконец освободил член.

— Почему вы так со мной? Что я вам сделала?

— Встань на колени или я поставлю тебя раком и выебу в задницу. Порву, сука, сдохнешь, закопаю в саду.

Это не я был тогда, какая-то темная часть моей души, сам дьявол управлял разумом.

Наконец она опустилась на колени.

— Тебя надо учить, что и как делать?

— Я не… я…

Не мог больше слышать ничего, хотел ее рот, хотел кончить. Ухватив за волосы, притянул ближе, другой рукой заставляя открыть рот, девчонка сопротивлялась, отталкивала.

Выбесила так, что хотел ударить, уже замахнулся, но ее взгляд остановил.

— Сука!

Снова резко поднял, развернул к себе спиной, толкнул вперед, заставляя опереться о стену, девушка прогнула спину. Проскрипел зубами, смотря на ее круглую упругую попку, сжал пальцами, потом провел между ягодиц, до киски, слегка проникая внутрь.

Девушка сжалась, вновь начала что-то говорить, но я уже не слушал и не слышал. В ту минуту она была для меня, как все, такая же шлюха, что несколько минут назад кончала, а сейчас строит из себя девочку.

Вошел резко, сжав челюсти, узкая до боли, вообще ничего не понял, толкнулся дальше, Влада закричала громче, а у меня крыша ехала от того, какая она внутри горячая, узкая, как сжимала мой член.

Перед глазами красная пелена, кончил через несколько минут, вынув член, передернул рукой, не понимая, почему он весь в крови. Ее смывала вода, а я начал приходить в себя.

Вот же блять!

Девственница?

Твою же мать.

Реально?

Влада всхлипывала, плечи тряслись, стала оседать на пол, подхватил, она даже так слабо сопротивлялась, отталкивала.

— Уйди, уйди… ты… ты… чудовище… зверь… уйди…

— Тихо, тихо, черт, девочка, почему не сказала?

Дурацкая отмазка, меня бы ни одно слово не остановило. Подхватил ее на руки, вынес из душевой в комнату, положил на кровать, ушел за полотенцем. Когда вернулся, просто накрыл, отступил.

Я так и стоял в мокрых джинсах, кроссовках, не зная, что делать. Совесть скребла душу до крови, до мяса. Я ведь не насильник, я совсем не такой. Всего лишь пугал ее, украл, сам не зная, для чего, а теперь, оказывается, я тварь конченая, каких мало, на зоне таких опускали.

И вот теперь в гараже пью водку, убивая кулаками стену, размазывая по ней кровь. Сколько времени прошло — не знаю, но уже темно. Размотал бинты и, бросив их на пол, взял бутылку, плеснул на раны, пошел наверх, сразу в комнату Влады. Девчонка так и лежала, как я ее оставил, прижав колени к груди, укутавшись в большое полотенце.

Думал, не дышит, но, склонившись, услышал, как всхлипнула.

— Так, иди сюда, лечиться будем, — тяну на себя, заставляя сесть, но она сопротивляется.

— Отпусти, отпусти меня, мразь, ты самая настоящая мразь, животное, которое не умеет ничего, только пихать свой хер и насиловать.

— Да, ты права, я мразь, животное, тварь подлая, а сейчас давай успокоим нервы, а то я реально вскроюсь за ночь от своих мыслей. Давай, выпей это, нет, нет, глотай, станет легче.

Вливаю в нее водку, Влада захлебывается, но пьет, для нее это сейчас лучшее успокоительное, надо было, конечно, коньяка, но его нет. А утром в больницу поедем, вдруг что порвал ей там, да домой отправлю, нахуя мне такие качели с совестью.

— Нет, я не… я не пью алко… нет…

— Да, ты не пьешь, не материшься, ты целка, но все это в прошлом, пей, потом я научу тебя материться, обзовешь меня словами круче.

— Скотина…

Пьянеет быстро, но все равно пытается ударить меня, сильная девочка, хоть с виду такая нежная и ранимая. Снимаю сырые джинсы, белье, ложусь рядом, нельзя оставлять ее одну на