В следующий раз может точно воткнуть мне гвоздь в шею. Вот же смерть позорная — от рук девчонки, да еще в расцвете сил.

Занес в комнату поднос с едой, долго рассматривал ее спящую. На виске синяк от моего удара, сама виновата, могло быть и хуже.

Распущенные светлые волосы, тонкие черты лица, слишком бледная кожа и чуть заметная россыпь веснушек на носу. Длинные ресницы подрагивают, пухлые искусанные губы. Тонкая шея, торчащие ключицы, короткий спортивный топ, небольшая грудь.

Упругую попку облегают лосины, длинные ноги вытянуты на постели. Снова вернулся к лицу. Она лишь немного похожа на Марину, только еще моложе, чем я встретил ее в то время. Маринка была игривая, задорная, в глазах плясали черти, а эта — не могу понять какая.

Не хочу.

Даже не хочу понимать. Она всего лишь баба, падкая на деньги, красивые слова, которая предаст, и глазом не успеешь моргнуть.

В душе снова скребет до боли, вскрывая старые раны, поднимая со дна ярость и ненависть. Не надо было тащить ее с собой, смотрю — и шею хочется свернуть голыми руками, услышать, как хрустят позвонки.

Когда не вижу ее, понимаю головой, что ни в чем не виновата, подвернулась под руку. Надо бы навести визит ее родственнику, поговорить о будущем.

Проснулась, смотрит испуганно, глаза такие голубые, что зажмуриться хочется. Забавная, что-то лепечет, почти не слушаю ее, рассматривает меня с интересом и страхом. Отводит взгляд, когда натыкается на выпирающий под полотенцем член.

А он реагирует на нее, на этот приоткрытый ротик и вспыхнувший на щеках румянец. Вот бы поставить ее на колени и заставить сосать, наверняка такая же шлюха продажная, как ее сестренка. С виду трогательная и невинная, а по сути, гнилая и продажная. Сначала поломается для приличия, а потом будет подмахивать, как все, заглатывая по самые яйца.

Черт, Сафин, кончай думать об этом при ней.

Уехал вообще из дома, закрыв на все замки, чтоб не сделать лишнее. Пусть сидит и не показывается на глаза. В ее же интересах стать невидимкой.

— Слушаю.

Ответил не сразу, несколько долгих секунд просто смотрел на телефон. В уютном милом кафе немноголюдно, две молоденькие девушки хихикают и строят глазки. Жизнь продолжается, солнце светит, трава зеленеет, женщины прекрасны, а меня все это не радует.

— Данил, верни девушку, это уже не смешно.

— И мне не до смеха.

— Сафин, это наша война, хотя не понимаю, в чем ты меня обвиняешь. Я делал все, что в моих силах, но снять с тебя обвинения никто не мог. Даже лучший адвокат, который предлагал стороне обвинения немыслимые деньги.

Молчу, до хруста сжимая в руке пластик дешевого сотового телефона. Да, друг, ты сделал все, что в твоих силах, просто дал мне отсидеть почти от звонка до звонка.

— Данил?

— Нет.

— Что нет?

— Я не верну ее, пока она мне не надоест, и я не наиграюсь. Ты же играешь в мою бывшую девушку, все семь лет играешь, а может, и раньше начал, я ведь не знаю. Так вот и я теперь делаю что хочу, считай, она моя дань. Дань для твоего палача.

— Данил, да что такое ты говоришь? Я же все объяснил.

— Считай, что и я все уже сказал. Но вот еще что: у меня есть настоящие документы на мой бизнес, который ты присвоил себе. Вернешь его, вернешь все — получишь обратно девчонку. А если нет, и если тебе плевать на ее судьбу, я отберу все сам, это будет больнее, дольше, но я возьму свое.

— Ты ненормальный.

— И да, я могу подгадить твою репутацию и испортить теневой бизнес с Каримом и его братьями. Думал, блять, я просто так вернусь и буду сидеть в углу и молчать? Нихуя, Слава, так не будет.

Отключился, аккуратно подложив несчастный аппарат на столик, чтоб не зашвырнуть его от злости в стену. Надо учиться держать себя в руках, я уже не зверь в клетке, где рядом со мной такие же, как я, готовые перегрызть глотку и вогнать заточку под ребра.

Надо учиться, жить на свободе трудно, после того как ты несколько лет учился выживать за решеткой. Дам дружку время, но не думаю, что тот прямо сейчас побежит и начнет напрягать адвокатов, чтоб те срочно переоформляли имущество.

Там все долго и больно. Потому что потеряет он ой как много. А в первую очередь свое якобы кристально незапятнанное имя, ведь у Славки всегда были амбиции, он хотел не только денег, а еще и власти.

Именно поэтому терся среди политиков и депутатов, такой белый и пушистый, всегда готовый услужить, открытый парень. Но я-то знаю, как он умеет мстить, запоминая каждый шаг, жест и сказанное в его адрес слово. У него наверняка на каждого чинушу и гандона в погонах есть компромат.

Мстительный, злопамятный сукин сын. Вообще, не понимаю, как столько лет считал его другом, ведь знал, что он такой, и меня все устраивало.

— Извините, можно вас спросить?

Отрываюсь от своих размышлений, рядом стоит одна из тех девушек, что сидели за соседним столиком. Красивая как кукла, нарисованные брови, губы, длинные прямые темно-русые волосы.

Откровенно разглядываю, но ее, видимо, это не смущает, стучу зажигалкой по столу, вот она улыбается, откидывая волосы на спину заигрывая.

— Смотря о чем.

Может, будет предлагать потрахаться? Кто знает, как за семь лет изменилась жизнь на воле, и женщины стали настолько независимы, что сами снимают понравившегося им мужика в кафе?

— Мы просто поспорили с подругой, глупо, наверное.

— Конечно, глупо.

— Что?

— Глупо спорить.

— А, нет, мы так, ни о чем. Но это ведь вас вчера показывали в криминальных новостях?

— Не могу сказать, не смотрю новости. Новости — это все от дьявола.

— У того мужчины тоже была татуировка. Какая же, как у вас.

Теперь она смотрит на мою правую кисть с открытой пастью змеи и открытую до локтя руку, которую опутывает ее тело. Молчу, лишь еще пристальнее вглядываясь в лицо девушки. Сколько ей лет? Двадцать?

— Что говорили в новостях?

— Ничего особенного, да глупо все это, — она мнется, делает несколько шагов назад, оборачивается на подругу.

— Что говорили? — не хочу ее пугать, но