Просто сейчас я лично, как друг вас прошу: сделайте все, от вас зависящее, чтобы девочки были начеку. Коля, хорошо бы, чтобы и мальчики. Понимаете?

…Вот вроде хибара на отшибе, дорог рядом нет, в доме никто не курит. И все-таки чем дальше ребята отходили, тем дышать становилось легче. Правду говорят, что слова материальны. Даже если произносить гнусные, пусть и, как Катерина Сергеевна, аккуратно подбирая, все равно и сами слова, и передаваемый ими смысл оскверняют воздух. Дышать нечем, и во рту противно. Колька не сдержался, сплюнул, а потом и закурил. Оля, вопреки обыкновению, не разругалась, а тихо спросила:

– Как поступить?

Он ворчливо отозвался:

– Что неясного? Завтра созови сходку, собери всех клуш и нагони страху. Треп, дела женские. Вот мне что делать?

– С чем?

Колька, вздохнув, покосился по сторонам – вечер, темно, никого вокруг – и по-хозяйски обнял ее за плечи.

– С вот этим, о чем Сергеевна говорила: патрули, бригадмил. Она права. И Латышева Тоська тоже.

Ольга шутя уперла руки в боки:

– Эта-то с какого боку?

– К слову пришлось. Заскакивал к мужикам в общагу, там Тоська как раз вела разговор за восстановление бригадмила. Сознательный люд беспокоится, что очень много пестрого народу понаехало, куролесят.

– Правда, – серьезно признала Оля, – у мамы голова по их поводу болит. Чуть вечер – обязательно пьянки и дебош, точно дома не напились.

– В общем, все верно, надо народ организовывать. Не стану же я с мелкими ватагой по улицам рыскать.

Оля, подумав, предложила:

– Раз комсомольцы разговоры ведут, то на партячейке должны прислушаться. С мамой поговорю.

– Только осторожно, – взмолился Колька, – а то она тебя на цепь посадит, запрет дома.

– Ой, ну хватит! И все-таки пока со своими потолкуй, настрой на бдительность. Они, мелкие, такие пронырливые, все примечают.

Он поскреб затылок:

– Это правда, но выследить мало, надо же и проверять и, случись что, задерживать…

– А я с другого боку позабочусь, – пообещала Ольга, – девчат припугну, не беспокойся. Опыт имеется.

– Гладкова, на этот раз можешь не бояться переборщить. Только вот, – Колька скривился, – не получишь ли по шапке? Катька что сказала: без слухов и паники, а если в райкоме узнают?

Ольга решительно сказала:

– А плевать. Они наверху стратегии разрабатывают, а случись что – кто виноват будет?

– Согласен.

Колька, помявшись, снова заговорил:

– Оля, а это. Вот попрут тебя с вожатых… ты же не расстроишься?

Она твердо ответила, что ни вот столько – и показала пальцами самую малость.

– У меня все эти тайности-сложности в печенках сидят. С каждым годом все меньше простоты и правды, все с ужимками и оглядками. Надоело.

– А если кто вырубаться начнет – так прямо и говори, куда идти.

– Куда?

Колька сказал.

– Пожарский! Пошлый, невоспитанный тип!

– Зато все четко и ясно.

– Что ж, я не расстроюсь! Сбегу на «Красный богатырь», в Сокольники.

Парень поперхнулся.

– Снова здорово! Какие Сокольники, нашла время. Дома сиди.

Ольга, в свою очередь оглянувшись и никого не заметив, закинула руки ему на шею:

– Конечно, мой повелитель.

– Не заговаривай зубы, – прервав поцелуй, потребовал он. – Насчет сидеть дома я серьезно.

– Как же?..

– Никаких прогулок в одиночестве, лады?

Ольга, чуть отстранившись, глянула удивленно:

– Ты что, серьезно?

– И весьма. Обещай.

– Я постараюсь, но ты же понимаешь, всякие дела могут быть.

– Вот когда будут твои «всякие» дела, будь любезна сообщить мне, – твердо предписал Пожарский. – Я за тебя боюсь.

Оля вздохнула. Сколько всего с ними стряслось с той поры, как Гладкова, отличница и примерный ребенок, связалась с бывшим вором Пожарским. Повесила на себя, так сказать, это бремя неудобоносимое. А он, Колька, что же, до сих пор видит в ней наивную девочку с косичками?

Однако, если посмотреть с другой стороны, стоит ли его разубеждать? Положение-то очень даже удобное, быть слабенькой и глупенькой тоже может быть полезно.

Поэтому Гладкова опустила ресницы, скрывая насмешливый взгляд, и нежным голоском пообещала, что ни в коем случае не станет бродить по лесам-полям в одиночестве. Во избежание и для Колькиного спокойствия.

Глава 6

Остапчук отобрал злосчастный футляр, подобрал, обернув платком, нож, отконвоировал Акимова в отделение, усадил за стол, согрел чаю. Себе для успокоения плеснул в стакан чисто символически, коллеге не предложил, ему понадобится свежая голова и полная собранность.

Понадобились, еще как. Когда капитан Сорокин явился, стало ясно, что кротостью и смирением его не умаслишь, он зол и жаждет крови. И все-таки, отдышавшись, накапав и употребив валидолу, капитан заговорил довольно спокойно:

– Я, товарищи, уже смирился с тем, что не доживу до пенсии. Меня пугает не кончина, а перспектива от вас всех свихнуться. Акимов!

Сергей, очнувшись, вскочил:

– Я.

– Сидеть!

Акимов послушно опустился на стул.

– Что в лесу произошло?

– Я искал Ольгу. И Соню. А нашел… – Он смялся, замолчал.

Сорокин вопросительно глянул на Саныча, тот продолжил:

– Утверждает, что Михаила Введенского нашел, товарищ капитан.

– Шутим? – помедлив, уточнил Николай Николаевич.

– Никак нет.

– Ему до свободы как до луны.

– У него справка об отпуске.

– В связи с чем?

– В связи с внезапным тяжелым состоянием сестры.

– Сестры! – отдуваясь, повторил капитан и промокнул вмиг выступившую испарину. – С головой у нее – да, тяжело, а так в полном порядке, ее двоим мужикам не удержать! Свихнулась – вот и все тяжелое состояние!

Никто не оппонировал. Сорокин продолжил:

– К делу. Допустим, нашел ты Соньку и Введенского. Сонька в наличии, Лукич куда делся?

– Он сбежал.

– А ты?

– Приказал остановиться, он не подчинился, я открыл огонь…

– Умно, ничего не скажешь, – саркастически похвалил капитан, – откуда нож у Соньки?

– Введенский дал.

– Откуда футляр со скрипкой?

– Введенский дал.

Остапчук хмыкнул:

– Введенский? Тебе? Сам? Не завирайся.

– Тихо, – скомандовал Сорокин, Иван Саныч подчинился. – Хорошо, положим. Откуда он футляр взял?

– Сказал, что нашел.

– Где?

– Не назвал место, сказал: двадцати верст не будет, предложил пройти.

– Почему не пошли?

– Ольгу я искал, – тупо повторил Акимов.

После некоторой паузы Сорокин уточнил:

– То есть ты решил, что убийца – Введенский?

– Так точно.

Остапчук не выдержал:

– Введенский?! Да у него от бабских соплей коленки трясутся!

Сергей, скрипя зубами, напомнил:

– Уголовник, хромой, высокий, девочкам лично знакомый…

– Он за Соньку сам кого хочешь убьет, – возмутился Иван Саныч, но, вспомнив кое-что, смутился, пробормотал: – Ну эта… да. – И замолчал.

– …С ножом и скрипкой же, – закончил Сергей.

– Разберемся, – кивнул Николай Николаевич. – Ты пытаешься меня убедить в том, что все правильно сделал, следовал установкам и устной ориентировке.

– Я же говорю…

– Цыц!

Возникла великая тишь. Сорокин, потирая грудь, заговорил скрежещущим