многоразовый, по факту летавший единожды, и финансово-провальную эпопею шаттлов, из пятёрки которых два разрушилось в воздухе, сгубив экипажи. Пилотируемая орбитальная космическая авиация, оправдывающая своё существование, несбыточна как минимум до середины двадцать первого века.

— Как вы оцените вторую разработку — самолет-носитель для старта с него космических летательных аппаратов? — Вершинин явно был уязвлён. Если раздраконю и второй гига-проект, вся масштабная затея с конференцией не стоит и выеденного яйца. Но в том не моя вина.

— Она реализуема, товарищ Главный маршал авиации, если авиационная промышленность обеспечит нас самолётом достаточной грузоподъёмности, чтобы заместить первую ступень ракеты-носителя. Разрешите объяснить на конкретных и общеизвестных цифрах, на что ориентироваться. Американцы объявили о выработке конфигурации ракетного комплекса для полёта на Луну. В их печати приведены следующие данные: первая ступень ракеты «Сатурн-5», развивающая тягу свыше трёх тысяч тонн, выведет на высоту семьдесят километров вторую ступень, третью ступень и полезную нагрузку, по памяти точно не доложу, масса только второй ступени приближается к пятистам тоннам. Скорость при разделении ступеней примерно в девять раз превышает скорость звука у земли. Ещё раз: нужно в вертикальном полёте разогнать объект массой пятьсот тонн до скорости свыше двух километров в секунду и поднять на восемьдесят пять километров. Как только в ВВС СССР появятся такие самолёты, они заменят ракеты-носители. Лётчик-космонавт СССР майор Гагарин доклад закончил.

Я видел, как вытянулись лица. Ту-95 и малосерийный М4, даже если заправить их минимальным количеством топлива, поднимут в лучшем случае порядка двадцати тонн на десять с чем-то километров, не достигая скорости звука, и то — в горизонтали. От нарисованного мной носителя они далеки как «Илья Муромец» Первой мировой войны.

Послезнание охлаждает горячие проекты. Слишком хорошо знаю основные наработки по воздушному старту.

Вершинин рекомендовал инициаторам гросс-изобретений предоставить Совету генеральных конструкторов соображения в доработанном виде с учётом высказанных замечаний, на том объявил конференцию законченной. К счастью, без итогового документа, отправляемого наверх, тут маршал чётко сориентировался.

Вышли, Каманин благодарил меня за выступление больше, чем за космический полёт.

— Юрий, вы в своём статусе первого космонавта — неприкасаемый. Мне подобная откровенность не сошла бы с рук.

— Кажется, в загашниках Циолковского сохранилось письмо, Николай Петрович, от сознательных колхозников какой-то там губернии, тоже предложивших космический ероплан. Аграрии были люди с пониманием, что в безвоздушном пространстве пропеллер сего аппарата работать не сможет, посему предложили оснастить аппарат мехами наподобие кузнечных, чтоб из них воздух пырскался бы к пропеллеру.

— Впрыскивался? — генерал сам прыснул в кулак от смеха.

— В оригинале именно «пырскался». Уровень образованности растёт, а люди не меняются. Норовят выдать откровение и решить проблему, над которой годами бьются коллективы НИИ и СКБ. Пусть их… Главное, через Генштаб нам с вами не спустят новых поручений.

Стремясь не обижать военных, ОКБ-1 готовило новый «Восход» к беспилотному старту, оснастив спускаемый аппарат шпионской фотоаппаратурой. Прежние корабли «Восток» в ипостаси «Зенит» получали нарекания из-за ударов о землю. Военным хотелось использовать фототехнику по второму кругу и дальше, «Восход» с твердотопливной ТДУ мягкой посадки обещал эту возможность. А мы, энтузиасты лунной программы, ждали испытания надувного шлюза для выхода космонавта в открытый космос. Кроме того, после двух успешных полётов Госкомиссия просто обязана дать разрешение на пилотируемый двухместный рейс. Эти «восходы» не летали под своим истинным именем, маскируясь под очередной «Зенит» или «Космос».

День закончил в приподнятом настроении, радуясь, что избежал служебных неприятностей из-за прожектов космических авиаторов, но, оказывается, поторопился. Гадость ожидала дома.

В зале перед работавшим без звука телевизором сидел на диване Женька, понурый и словно схуднувший, Алла уговаривала брата поесть, но тот, о чудо, отмахивался. На скуле студента проступил синяк.

— Подрался? Молодец! Мужиком растёшь.

— Какое там — молодец! Юра! — простонала супруга. — Его милиционеры приложили при задержании. Шьют уголовку, письмо в универ отправили на отчисление.

— Значит — армия, три года побегаешь в сапогах, человеком станешь. Я же правду сказал — молодец. Аллочка, мне поесть дашь?

Изображая полную безучастность к страданиям недоросли, я утоптал котлетку с гречневой кашей и салатом, выпил чайку. Благоверная с младшим родственничком терпеливо ждали высочайшего соизволения рассказать о невзгодах.

— Ладно, похваляйся. Что учудил?

Он молчал и хлюпал носом, тараторила Алла. Оказывается, Женик всерьёз увлёкся джазом, покупал пластинки. Снимая комнату у какой-то пары, поставил там радиолу, слушал Армстронга, правда не Нила-астронавта, а всего лишь негра Луи.

— Занятно. И чего же ты, милая, не вразумила юношу? Как будет по-латыни: от саксофона до ножа — один шаг?

Она швырнула в меня скомканную салфетку, попав в недопитый чай, что мне не понравилось. Женщина не должна швырять предметы в своего мужчину. Во-первых, некультурно, а во-вторых, вдруг под руку попадётся граната?

— Нагрянула милиция. Схватили его пластинки. Спрашивают: продаёшь? Он говорит: продаю когда послушаю. Они записали только «продаю», составили протокол, все пластинки изъяли по описи. Шьют спекуляцию.

— А фингал?

— Мент взял пластинку Билла Эванса и уронил, она разбилась. Я: что вы делаете! — родственничек вздохнул так тяжко, будто похоронил любимого попугая. — Он — тыц мне в рожу.

— Правильно! — назидательно ввернула Алла. — Нечего слушать всякое заграничное. Вон, Шульженко, Зыкина, Утёсов, Ленинградский симфонический оркестр, в СССР — самая лучшая музыка!

— Нафталин! — самоуверенно заявил битый юноша. — Билл Эванс — это стиль. Послушала бы сама, поняла бы.

— Я другое понимаю! — жена приподнялась со стула, на котором сидела спокойно, пока не нарвалась на отповедь брата, обвинившего её, передовую молодую женщину, в несоответствии стилю. — Ты — одной ногой в тюрьме! И если папа или Юрий не помогут, и вторая нога окажется там же.

— Ого! Чем же папа Марат поможет сыну из Оренбурга? Пришлёт теплые носочки, чтоб не холодно на Колыме?

Переборщил. У Женьки выступила слеза. Алла сдерживалась, но только из-за одного — явно намеревалась просить о помощи, голос дрожал от злости и целого букета других эмоций, вряд ли положительных.

— Он созвонился с московскими друзьями. Те дали телефон лучшего адвоката. Лучшего, поэтому самого дорогого. Завтра папа вылетает с деньгами. Но письмо в университет всё равно ушло!

— Пусть лучше ссыплет их мне. Деньги. Попробую решить вопрос.

Две пары глаз смотрели с недоумением и надеждой. К ним присоединилась третья — ксюхина. Вряд ли она сообразила, в чём смысл происходящего, но точно врубилась, что возникла проблема, и всемогущий папочка ща всё уладит.

Перед дочкой