В особенности, когда Картер подошел к комнате, в которой я сидела и увидел меня. Ту, которая вообще не имела права находиться в этом особняке.

Нечто такое можно было считать высшей степенью невезения. Я же находилась в самой дальней комнате. Ту, которую не сразу можно было найти, даже, если захочешь, а он именно к ней и подошел.

Ну и на этом моменте можно было бы считать, что пришел конец всему. То, что уволят моего отца и сделают жесткий выговор горничным. А может, и их уволят.

Все действительно могло быть так. Нечто такое было понятно по истерике горничных, которые вовсю пытались оправдаться и умоляли не прогонять их. Я тоже, желая, исправить ситуацию, лгала, что сама пробралась в этот дом.

И вот в том хаосе из бесконечных голосов, Картер стоял молча. Неотрывно смотря на меня. И это было по-настоящему жутко, ведь создавалось ощущение, что никакие мольбы на него не действуют.

Но все же, все решилось так, как этого никто не ожидал. В том числе и я.

Картер тогда сказал всем слугам выйти и закрыть дверь. Так, что в комнате остались только мы вдвоем.

Скажу честно — в первое мгновение я растерялась. Во многом по той причине, что Картер являлся для меня непонятен. Тем, кто совершенно не вписывался в мое понимание мира. То есть, например, я, будучи ребенком, осознавала, что взрослых следует слушаться, а тут, наоборот, взрослые слушались Картера. Он что-то говорил, а они тут же это делали. Не смея перечить. Так, словно его слово являлось законом.

А ведь это было лишь малой частью его жизни, характера, возможностей, влияния. Всем тем, что настолько кардинально отличалось от меня. Даже будучи ребенком, он уже являлся взрослым.

И вот в тот день я впервые начала узнавать его получше. После того, как мы остались одни в комнате, Картер сел в кресло и спросил, как меня зовут.

«Лили Гарсия» — ответила нервно, переминаясь с ноги на ноги. Я до сих пор помнила вкус того волнения. Я ведь была на грани того, чтобы разреветься, так как уж слишком страшно было за папу и за тех женщин, которые мне помогали. Да и сам Картер пугал. — «Я сама пробралась в этот дом. Честно. Я сейчас соберу свои вещи и уйду»

Я торопливо направилась укладывать в пакет тетради и книги, надеясь, что альфа мне поверил.

«Стой» — вот, что Картер умел делать, так это приказывать. Даже являлась ребенком. Это было у него в крови. Величие. Внутренняя жесткость. Преобладание над другими. И в тот момент я, услышав это слово, тут же замерла.

Он же подошел ближе и начал рассматривать. Настолько внимательно, как, казалось, вообще невозможно. Словно изучая меня даже не по сантиметрам, а по атомам. Более того, медленно обошел меня. А мне от этого стало жутко. Особенно, учитывая то, что рассматривал он меня действительно очень долго. И я не знала почему. В итоге, я решилась на то, чтобы спросить:

«Почему ты так на меня смотришь?» — мой голос еще дрожал.

«Не знаю» — ответил альфа, наконец-то отходя от меня на несколько шагов. Сводя брови на переносице, но спрашивая: «Пить хочешь?»

«Я домой хочу. Пожалуйста, не делай ничего горничным. Они не знали, что я тут. Я правда пробралась сюда без разрешения»

Я вновь поплелась к своим вещам, как от следующих слов Картера по спине скользнул холодок:

«Нет. Ты останешься тут. И расскажешь о себе все»

Почему эти слова показались мне пугающими? Не знаю. Может, по той причине, что уже тогда я интуитивно ощущала, что Картер не так прост?

Хотя, изначально все казалось не так плохо. Да, я его боялась, но, неожиданно, мы нашли общий язык. Более того, несмотря ни на что мне рядом с Картером стало комфортно.

В тот день мы много разговаривали. Изначально просто на отвлеченные темы. Он, смотря на мои книги, спросил, где я учусь. Я еще будучи жутко напряженной, невнятно что-то произнесла, но слово за слово и я постепенно начала отвечать на вопросы альфы. В какой-то момент чуточку расслабилась. Затем немного больше. Мне показалось, что он не такой уж и плохой. После этого и началось наше общение.

В итоге, после того, как Картер пообещал, что никого не уволят, я рассказала ему, каким образом тут оказалась. Он ответил, что я опять могу приходить.

Все было далеко не просто, но наша дружба длилась несколько лет. Немного странная. Иногда дикая. Порой я вообще все больше убеждалась в том, что не понимаю Картера и это несмотря на то, что у нас уже имелись месяцы общения. Но все же он был тем, рядом с кем я впервые почувствовала уверенность в себе.

И насколько же парадоксально, что именно он, тот, кто болезненнее всего разбил меня на части. Я помнила все. И тот испорченный хлеб, который Картер заставил меня съесть и то, как он закрыл меня в кладовой. То, что его друзья рвали мои вещи. Однажды бросили меня в фонтан.

Вообще, происходило многое. И до сих пор в голове отображалось все до мелочей.

Некогда я пыталась все это забыть, а потом поняла, что, наоборот хочу помнить. В первую очередь по той причине, что благодаря Картеру я перенесла такой ад, после которого многое переосмысливаешь. И теперь я являюсь вот такой. Больше нет той неуверенной, зажатой беты. Мой характер был сформирован.

Подперев голову кулаком, я вновь окинула Картера взглядом. Он как раз забросил в кольцо очередной мяч.

И все же он так изменился за то время, которое мы не виделись. Настоящим верзилой стал. Да и характер теперь иной. Вообще совершенно другой альфа. Наверное. Теперешнего его я знала не достаточно хорошо, чтобы делать какие-либо выводы. Да и углубляться в это не желала.

Я его терпеть не могла.

Картер пошел за мячом, но внезапно остановился. Может, почувствовал мой взгляд, так как