Я бы, конечно, мог ей звонить-писать с набившими оскомину причитаниями “это-не-то-что-ты-подумала”. Но она же трубку не возьмёт, и смс читать не станет.

Если я хоть что-то понимаю в женщинах, слова тут не помогут. Нужны действия. И я знаю, что я могу для неё сделать.

Наступает приятное ощущение порядка. Смятение отступает, ураган эмоций стихает, вместо крови сейчас жидкая сосредоточенность.

Понятия не имею, в каком роддоме она родила. И спрашивать у неё сейчас не имеет смысла, всё равно не ответит. Зато с анализа её девочки, Арины, знаю дату и место рождения. Этой информации достаточно, чтобы получить не сильно большой список детей, рождённых с ней в один день и в одном городе.

Всё это время барабанил большим пальцем по выключенному экрану телефона.

Включаю телефон, морщусь, добавляю Кристину в чёрный список. Листаю список контактов, в раздумьях, кому можно позвонить. И нахожу. Глава моей службы безопасности, бывший военный, Вадим. Он на пенсии решил заняться чем-то более спокойным, и проверял новые кадры в клинике. Мировой мужик.

— Слушаю, — военная дисциплина слышна даже по телефону. И я даже начинаю сомневаться, стоит ли нести ему задание личного характера.

— Дело деликатное и не для огласки, — рву с места в карьер, — Личное, — уточняю после паузы.

— Личное?.. У Вас, Андрей Владимирович, с каких пор личная жизнь появилась? — судя по голосу, улыбается, — Ладно-ладно, я понял. Помогу, чем смогу.

Вкратце обрисовываю в чём дело, не вдаваясь подробности про Марину.

— Понял. Сделаю. Отчитаюсь, — и гудки.

Отлично. На Вадима можно положиться. Его безупречная дисциплина перемежается с какой-то простой человеческой, можно даже сказать, отеческой теплотой. Это мне в нём всегда нравилось.

Всё. Дело начинает набирать обороты. И теперь назад пути нет. Кто бы ни был виноват, что ребёнок Марины ей не родной, я об этом узнаю.

Телефон трезвонит. Вадим звонит что-то уточнить? Нет, это Евгений, которого я оставил разбираться с треклятым МРТ.

— Андрей Владимирович, всё в лучшем виде, завтра бригада установит аппарат, послезавтра уже можем принимать людей, — судя по голосу, сияет, как начищенный самовар. И так же горделиво выпячивает грудь.

— Отлично, Евгений. Я в тебе не ошибся. Продолжай хорошо работать, если что, звони. Юристам приказ о твоём повышении я передал, они разберутся.

Ну вот, Андрей. Нет ничего невозможного в том, чтобы не брать четыре филиала на себя одного, а нормально распределять нагрузку. Глядишь, так и появится время на то, чтобы нормально жить, а не в режиме работа-работа-сон.

Отлично.

Но как же я устал. Нервный выдался денёк.

Зато и с делами разобрался, и сдвинул с мёртвой точки дело Марины.

Марина. Глубоко она у меня засела. И в голове, и в сердце. Как будто без неё жизнь теряет краски. Как будто без неё я упускаю что-то важное. Необходимое.

И то, что она сейчас не хочет со мной разговаривать, натурально сводит с ума. Как будто мне дали прикоснуться к какому-то священному свету, а потом отобрали. Поманили, подразнили, и спрятали.

Ничего. Я терпеливый. Поймаю её с такими новостями, что она не сможет от них отмахнуться.

“Ты что, влюбился?” — внутренний голос опять травит своим ядовитым сарказмом.

Но… Самое время не отмахиваться от него, а прислушаться.

За мыслями уже подъезжаю к своей квартире. Унылой. Пустой. Серой. Буквально серой. Выбирал, чтобы максимально в минималистичном стиле. Чтобы ничего не раздражало.

А теперь понимаю, что когда ничего не раздражает — становится скучно.

Это пустяки. Временные трудности. Я намерен сделать это место настоящим домом. С тёплым светом. С яркими красками. С чувством любви и поддержки. С запахами еды, в конце-концов.

“С Мариной, а?” — никак не отвязывается внутренний голос.

Да. С Мариной.

* * *

Дорогие читатели!

У меня сегодня день рождения:)

Буду очень рада вашим звёздочкам, добавлением в библиотеку и комментариям (все читаю и принимаю к сведению)

Ваша, Оксана

20. Марина

Зачем он приехал? К его услугам любая женщина, но он зачем-то прилип именно ко мне. Он и не против, судя по всему, побегать от юбки к юбке. Но нет же, надо помотать нервы именно мне.

Нечего бередить мои чувства. У меня и так душевных сил осталось всего ничего. А он решил ещё и поиздеваться и поиграть со мной?

Такой же, как и Сергей, только с другого ракурса.

От мужчин одни проблемы и страдания.

Хватит. Я себя не на помойке нашла. Я и сама со всем справлюсь. И не нужна мне ничья помощь.

Устроюсь на работу, пусть и малооплачиваемую, но сама. Сама прокормлю ребёнка, сама встану на ноги, сама…

Пока в ярости поднимаюсь в квартиру в висках так и стучит “Сама, сама, сама”.

Раздеваюсь, и собираюсь принять душ. Сначала этот мерзкий главврач, потом Андрей… Решили, что нашли себе мягкую податливую дуру, которая проглотит все оскорбления. Очень хочется помыться, чтобы смыть с себя весь негатив этого дня.

Смыть до конца не получится, конечно. Но я очень надеюсь, что так станет хоть немного легче.

И в тот момент, когда я уже стою в спальне в одном нижнем белье, замок в двери поворачивается.

Меня бросает в холодный пот. Этот звук уже сам по себе вызывает панику.

Замки-то так и не сменили. Хотя Андрей обещал… Он много чего обещал.

Накидываю халат, и стою в нерешительности. Боюсь, что ещё одного скандала с Сергеем я не переживу. Буквально. Он уже поднял на меня руку. Кто знает, до чего он может дойти в этот раз?

Из коридора доносится звук каблуков по плитке. Если это и Сергей, то он не один. С Катей? Тогда, наверное, мне не грозит опасность. Он не будет показывать свою мерзкую стороны души при ней.

Подумать только: я радуюсь, что бывшая подруга-разлучница защитит меня от бывшего мужа.

— Марина, ты здесь? — из коридора и правда доносится голос Кати.

Притворяться, что никого нет дома попросту глупо. Аккуратно ступая, будто по минному полю, выхожу к ней в коридор.

— Что ты хочешь? — спрашиваю сразу.

Она переступает с ноги на ногу в нерешительности, но вскидывает голову и начинает говорить.

— Марина, он рвёт и мечет. Сразу скажу, это я вызвалась тебе передать, — говорит тихо.

Ну, она хоть без агрессии с порога. И на том спасибо.

— Ему ещё есть, что сказать?

Она вздыхает.

— Ему нужна половина квартиры.

Ошарашено хватаю ртом воздух. Но как же так? Он же говорил…

— Он же говорил…