Шрифт:
Закладка:
Я стояла у разрушенной арки перехода в свой мир, слушая, что мне второпях, сбиваясь, говорил Шрек, размазывая слезы, что невольно наворачивались на глаза. Бог мой, как же так! Ну почему кто – то считает, что может войти, ворваться в чью-то жизнь и начать дирижировать по нотам, ведомым только ему, как бы, между прочим, меняя саму жизненную тональность на минуточку чужой жизни?! Ну почему это не просто не наводит страх, а даже не смущает? Словно перед ним не жизнь, ценность которой даже не передается словами, а так набросок, эскиз, на котором можно почиркать, то, что вздумалось, а то и, смяв в кулаке выбросить, растоптать за ненадобностью? Одним словом – уйти мне не дали. Я говорила, что не знала раньше, что такое отчаяние? Так, похоже, я многое о себе еще не знала! Гнев, да что там, ярость, душила меня, сжимая горло безжалостной хваткой, заставляя хватать воздух, выдыхая же рвано, почти болезненно. Годы пройдут, говорите? Пролетят, и не замечу? Вы серьезно? Вот так просто – посчитали нужным и забрали у меня несколько лет моей жизни, только потому, что обнаружили у меня способности разносить письма?! Нет уж. Вы в своей Академии еще долго будете вздрагивать, меня вспоминая. С облегчением диплом вручите и спровадите из вашего ВАМПИРа. А может, даже и пару лет не выдержите – отчислите! Что ж. Сами виноваты. Иду! Встречайте!
– Пошли Шрек, зову.
На молчаливый вопрос, что повис в темноте болот, пояснила:
– Ты же хотел миры посмотреть? Вот и увидишь! Трансформируешься? Но ведь понимать и отображать все будешь? Мозги твои при тебе и останутся! Или это лишь пустые слова о прекрасных мирах, которые посмотрел бы, да вот незадача, не могу. А ты, валяй девонька, дерзай. Так что ли?
– Нет, я с удовольствием. Превеликим. Даже оглядываться и прощаться ни с кем не пойду. Только почему Шрек?
– Первое, что на ум пришло, когда тебя увидела. Это тоже не обсуждается. Шрек. Должна же я как-то отыграться за то, что ты сделал.
– Да все в порядке, я собственно в каком-то роде и есть Шрек. У нас в родстве традиция старших сыновей так называть, а я младший самый – самый, но Шреком быть всегда мечтал.
Горько усмехнувшись, надо же хоть у кого – то мечты сбываются и, повернувшись к осевшему на тропе типчику, я впервые в жизни осознала, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя доводить хорошего, миролюбивого человека. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. После я долго думала, неужели настолько сильное было у меня потрясение или все же тому способствовали мшистый морозник в купе с пролистником, может на людях сия комбинация сказывается вообще взрывоопасно, исследований ведь никто не проводил. То, как я явилась в ВАМПИР послужило не просто толкам и пересудам, это в последствии вошло в хрестоматийные случаи о том, каким не должен быть встречающий письмоносца. Но тогда мне до этого было попросту фиолетово. Я была в гневе. Ярость, душившая меня, застилала мне глаза, требовала выход, её просто необходимо было выплеснуть, иначе она бы сожгла во мне все мое естество.
Подойдя к представителю Академии, который для меня олицетворял причину, по которой я не могу попасть в свой мир, я лишь зло поморщилась, слыша, как скуля и причитая, тот пытался убрать песок и грязь, что забили его глаза. Без сожалений встряхнула его за воротник рубахи, что выбилась из-под плаща и зло прошелестела на ухо:
– Открывай свой портал! Отправляемся в твой ВАМПИР! И лучше для тебя, если стазис наложат сразу же.
Да… как все может вмиг переобуться в воздухе. Кто – то просто не может сносить боли и пережить, когда тебе, твоему самочувствию, неважно душевному или физическому наносят урон. Не могут…. В них сразу что-то ломается, с треском рушится, позволяя растечься и самообладанию, и решимости, и всем принципам, что были им же и присущи. И вроде бы я еще недавно ощущала похожее чувство, но отчётливо понимала, что это другое. Там я, борясь за жизнь, глотая страх, упрямо шла вперед, не позволяя себе отступить, проигрывая схватку с Топью. Здесь от одного удара, от грязи в глазах рассыпалось все что было.
Шаря, словно слепой встречающий меня тип вытащил из своего кармана продолговатый с заостренными концами обычный на виду серый, с прожилками камень, взяв кое-как его в дрожащие руки, продавив наощупь середину. Ровное, еле ощутимое свечение легло у наших ног. Ни звука, ни шипения, не треска. А что никаких спецэффектов для перехода в мирах разве не будет? Вот свет как от слабенького фонарика и всё? Я вопросительно посмотрела на Шрека, который подошел ко мне в плотную и взял меня за локоть. Как позже оказалось – ничего. Шум да гам, и всевозможные шоу сопровождает, как правило, пустое, а марш бросок через миры скрывает от окружающих даже купол тишины, который опустился и на нас, вмиг отрезав ночные звуки затерянного в мирах Камышова.
– Держись за меня крепче. Я помогу.
Второй рукой Шрек подхватил типчика, тот явно был не в себе, глаза он не открывал от слова вообще, лицо пошло красными пятнами, вспухло, словно его покусала армия свихнувшихся, захлебнувшихся в своей агрессии пчёл. Я все еще продолжала держать его за воротник когда-то безукоризненно чистой отглаженной рубахи, но не из-за гуманного желания поддержать, а скорее придушить. Жалея только об одном, что ярость, клокотавшая во мне наткнувшись на плачевное состояние противника, сникла, понизила градус, а так надо было рвануть еще и этот накрахмаленный отутюженный воротничок, рвануть до треска, стирая ту холеность и ощущение превосходства, с которым он пожаловал за мной в Камышово. И такой отнюдь не дружной троицей мы шагнули в свет, что спроецировал на тропу портальный камень.
Приглушенный свет лился через узкие мозаичные окна принимающей портальной башни, мягко ложась на прохладные каменные напольные плиты, создавая лишь иллюзию теплоты. Башня, пожалуй, одна из самых старинных построек всего замкового комплекса, который надстраивался и перестраивался по нескольку раз за все столетия, что стояла Академия не обогревалась даже в зимнее время. Для принимающего портала с сумасшедшей энергией, что высвобождается при его активизации теплота
