Шрифт:
Закладка:
Сайтон подскочил так, словно этого вопроса он ждал всю жизнь.
- Мальёк Трошич, я думаю, все ваши сторонники, сторонники реформ, стремящиеся к новшествам и прогрессу, были бы счастливы собраться воедино. Нас много, поверьте, за нами сила, но мы разобщены! Нам нужно как-то организоваться, может быть, основать клуб…
- Ох, молодёжь! – вздохнул сенатор, и глаза его вдруг сверкнули, остро и не без хитринки. – Не представляете, как я вас понимаю! Но поверьте моему многолетнему опыту воинственного оппозиционера-энтузиаста: ото всех этих клубов нет никакого толку. Вам кажется, что сила в массе и толпе, но стоит вам собрать эту толпу, как все порывы погрязнут в будничной рутине. Клуб, говорите вы? Что ж, хорошо. Но клубу будет нужно собираться где-то, и вы начнёте искать подходящий дом, отсеяв треть желающих, которым неудобно будет добираться. Потом вам нужно будет оплатить аренду и приобрести стулья для заседаний, как минимум, а для этого – вводить членские взносы. Ох уж эти взносы! Они погубили больше оппозиционеров, чем все палачи и темницы вместе взятые. Затем из оставшейся трети нужно будет назначить председателя… и вот у вас уже нет воодушевлённой толпы, а только кучка страждущих, как правило – праздных бездельников, которым попросту нечем больше заниматься, чем торчать в политическом клубе!
- Но как же… - растерянно и даже разочарованно начал было Сайтон.
- Начните с себя. Сделайте из себя лидера, за которым потянутся остальные. Во имя которого будут основывать клубы и в честь которого называть детей. Творите добрые дела, искореняйте зло: взяточничество, несправедливость, стремление к наживе любой ценой. Я таким лидером не стал… не спорьте, не стал! Но я буду счастлив, если кто-то из моих слушателей или приверженцев найдёт в себе силы сделать Айвану такой, какой она должна быть. Свободной. Страной, в которой каждый человек, независимо от происхождения и наличия благого дара, сможет ходить с гордо поднятой головой и быть самим собой. Тогда я смогу умереть спокойно.
- Вы добились бы куда большего, если бы действовали осторожнее! – вдруг с вызовом высказался сидящий рядом с Лаженом невысокий тощенький паренёк с весьма массивным носом, вроде бы, Граль, по виду – воплощённая осторожность. – Если бы вы не позиционировали своё радикальное мнение по поводу острых и спорных тем!
- Что вы имеете в виду, мой дорогой? – сенатор склонил голову к плечу и прищурился.
- Я имею в виду, что демонстрируя свою лояльность, например, к скверным, вы существенно подрываете свой авторитет и тем самым перекрываете себе же самому дорогу для выполнения более полезных и животрепещущих задач!
Я покосилась на Эймери, он сидел неподвижно, слепо глядя на поверхность стола перед собой, и только сжатые пальцы выдавали его напряжение. Мне захотелось обнять его, просто для того, чтобы поделиться своим теплом, своими силами. Ну почему он молчит?! Какие-то лекарства для скверных были созданы, их же просто перестали выпускать! И если Эймери выскажется в поддержку Трошича, это не означает, что его тут же в чём-то заподозрят!
Но Эймери молчал.
Молчал и сенатор, рассеянно улыбаясь куда-то в потолок – то ли раздумывая над ответом Гралю, то ли задумавшись о чём-то своём.
- Видите ли, мой дорогой, в ваших словах есть немалая доля истины, - наконец сказал он. - Что скверные? Их мало. Помимо них найдется множество дел: брошенные детишки, несчастные старики, калеки-военные... Но величие нашей души проявляется в том, что мы не боимся грязи, не боимся замарать своих дорогих сапог. Я знаю, что есть более простой путь. Но я не хочу ему следовать. Я знаю, что большинство из наших граждан превыше всего ценят сытость, в широком смысле. И это прекрасно, я хочу сказать, что нисколько не умаляю значение достатка, быть сытым – это прекрасно, я сам человек не бедный. Но этого недостаточно. Наше тело должно быть здоровым и пребывать в комфорте, а вот душе лучше трудиться, постоянно, понимаете? Заботясь об этих несчастных, мы тренируем душу, поскольку это трудно. Сочувствовать им – трудно, и, тем не менее, нас всех после смерти ожидает один Небесный луг.
- А так ли они несчастны? – упрямо процедил Граль. – И заслуживают ли они этой заботы?
- Нисколько, - почти весело ответил ему Лажен. – Подумаешь, шестилетних детишек, ну, иногда и постарше, забирают из родных семей и определяют в приюты, где они растут, как сорная трава на камнях. Подумаешь, почти ничему не учат, не играют, не воспитывают, не лечат, морят голодом. Подумаешь – держат, как бешеных зверей, в изоляции от всего остального мира за гипотетическую угрозу этому самому миру. А потом…
- Ну, что вы! – мягко остановил его сенатор. – Всё давно уже не так плохо. Условия смягчаются. Не всё сразу, разумеется. Избегайте крайностей, крайности – это зло. По поводу скверных, я понимаю ваш интерес, молодые люди. Всё это кажется таким романтичным! Магические способности, связанные со смертью, иллюзиями, властью над чужими сознаниями и жизнями… да, это звучит, как мрачная сказка, а молодёжь обожает страшные истории. Я вас понимаю! Но жизнь порой далека от сказок. Порядка сорока лет назад мой отец – вы, конечно, знаете, что мой отец, хоть и не стал Верховным сенатором, но был активным и очень продвинутым для того времени политическим деятелем, так вот, мой отец всячески способствовал исследованиям, связанным со скверноодарёнными. Он же повлиял на улучшение – да-да, мой дорогой, раньше было ещё хуже! – условий содержания скверных, более того, именно при моём отце те дети, чьи дары были признаны неопасными, а их родные не возражали, смогли оставаться в собственных семьях, под строгим надзором, конечно. Было запущено несколько экспериментальных программ: по контролю за скверными, по разработке лекарств, воздействующих на их особенные организмы, по изменению скверного дара и по определению наличия скверного дара ещё до рождения детей. Некоторые из этих программ были более удачные, другие, в частности, последняя, потерпели полную неудачу. Все эти разработки требовали усилий лучших умов Айваны и огромного финансирования, поэтому разработки шли, не очень
