Фомич еще раз свернул за угол и вышел на широкую улицу. Быстрыми шагами Степа догнал его. Старик стоял перед высоким теремом. Степа тоже остановился и замер. Никогда, даже в детстве на картинках из русских сказок, он не встречал ничего подобного. Резной терем нависал над ним своей громадой. Складывалось ощущение, что если поначалу зодчий еще как-то держал себя в руках и строил классический княжеский терем, то потом что-то пошло не так и он решил «гулять, так на все». На фасаде терема были видны бесчисленные «красные» окна, высокие и вытянутые, с цветистыми витражами. Каждый следующий этаж был выкрашен в новый яркий цвет и богато оформлен балкончиками и прочими излишествами. По бокам к небу возносились тонкие башни-смотрильни всех цветов радуги, украшенные со всех сторон.

На первом этаже виднелась крошечная дверка, забранная тяжелой чугунной решеткой. Очевидно, она предназначалась для каких-то хозяйственных нужд. Вход же в терем начинался длинной лестницей, ведущей на высокое крыльцо. Перед лестницей замерли двое сурового вида мужиков в красных кафтанах стрельцов. Бердышами они закрывали вход.

Фомич остановился перед стрельцами и почтительно снял форменную ушанку. Степа замер рядом.

– Вот, привел. Как приказано. К царевне привел новенького.

Стрельцы молча расступились, поднимая тяжелые бердыши. Степа вслед за Фомичом начал подниматься по лестнице к крыльцу.

Глава 4. ТЕРЕМ. Москва. 1883 год

Васька очень ждал торжеств по случаю дня коронации императора Александра III. Ему, как и большинству людей, которых он знал и с которыми общался, на императора было наплевать, но среди воров-карманников последние недели только и разговоров было о предстоящих гуляниях. Говорили, что на площади перед храмом Христа Спасителя покажут удивительное зрелище, новое изобретение – «электрические свечи», которые без огня гореть могут. Ваське было любопытно посмотреть на диковинку, но ждал он этого дня не из-за волшебных ламп. Вокруг собора соберется толпа москвичей, как Васька знал наверняка, а там, где толпа, там и добычи легкой много. Вместе со своими друзьями Васька не пропускал ни одного святочного или иного гуляния – тут и часы можно стянуть, и монетки, а если повезет, так и бумажник с кредитными билетами. Часы и другие брюлики Васька потом носил на Хитровку, а деньги делил с мамкой. После того как отец их вдвоем пару лет назад выгнал, мамка пошла в девки, получила желтый билет и теперь работала в доме терпимости у Серпуховских ворот. Там же они с Васькой и жили. Но мамкиных денег было мало, и Ваське было велено помогать. А как в таком возрасте еще поможешь?

Васька ускорил шаг. Он уже шел по набережной и хорошо видел впереди недавно освященный белоснежный храм, к которому стекались со всех сторон толпы горожан. Васька даже залюбовался храмом, так непохожим на большинство других столичных соборов. Но любоваться времени не было. Тощий и низкий для своего возраста, Васька нырнул в толпу. Он помаленьку протискивался вперед, туда, где стояли какие-то люди в костюмах и шляпах, и один из них громко говорил что-то торжественное. Толпа слушала речь, а Васька между тем обшаривал чужие карманы. Он сумел вытащить у одного молодого щеголя часы, а у какой-то мамзельки из сумочки – свернутые в трубочку кредитные билеты. Неплохо, а ведь вечер только начался. Васька поглядел по сторонам и решил двинуться через толпу в сторону моста через Москву-реку. Он почти дошел до края толпы, когда по площади прокатился восторженный вздох и все пространство вокруг залил яркий свет, подобных которому Васька в своей жизни не видывал.

И в этом ярком свете господин с багровым лицом отчетливо увидел Васькину руку в кармане своего засаленного сюртука. Огромная лапища мгновенно сомкнулась на Васькиной тонкой шее.

– Что это ты, паскудник, творишь?!

Господин волок Ваську в сторону реки, с легкостью продираясь сквозь толпу. На них никто не обращал внимания, все были полностью поглощены чудесными фонарями. Васька чувствовал, что задыхается, но господин и не думал разжимать свою лапищу. Он выволок Ваську на мост. Кажется, он и не собирался его убивать, просто хотел напугать, но вышло иначе. Васька дернулся, пытаясь из последних сил сбежать, господин инстинктивно сжал руку еще сильнее. Васькина шея не выдержала и хрустнула, и он беспомощной тряпочкой повис на руке господина с багровым лицом.

Господин от неожиданности остановился и побледнел. Одно дело поймать карманника, совсем другое – убить мальчишку. По нынешним временам его за такое никто по голове не погладит, а осудят и посадят в острог. Господин огляделся – на него все еще никто не обращал внимания. Он быстрым шагом подошел к парапету моста и швырнул тело мальчишки как котенка в темную реку. Авось не найдут. Ну а если найдут, он уже будет далеко. Течение подхватило Васькино тело. Скоро оно прибьет его в трубу, коих в реку выходило множество, где его найдут крысы. А люди не найдут.

Они взбирались, казалось, целую вечность, но наконец Фомич и Степа очутились перед цветной деревянной дверью. Фомич почтительно толкнул дверь, и вслед за ним Степа вошел в просторный зал. Десятки узких окошек с витражами пропускали сюда теплый цветной свет. У дальней стены стоял высокий резной деревянный трон.

Как только Фомич со Степой вступили в зал, гул десятка одновременно говорящих голосов моментально смолк, слышны были лишь звуки их шагов. Степа оторопело оглядывался: по обе стороны от трона стояли люди. Пока они шли к терему, он уже успел обратить внимание на необычных жителей, но не был готов увидеть столь разношерстную толпу.

Десятки или даже сотни самых необычных людей. Здесь были монгольские лучники, шведские и немецкие рыцари, щегольски одетые молодые дворяне в высоких цилиндрах, гимназические преподаватели в сюртуках, пара бояр в высоких бобровых шапках, мужчины и женщины в костюмах, кажется, всех возможных эпох, от древней Руси до настоящего времени. Степа только мотал головой в изумлении, поминутно задерживая взгляд то на одном, то на другом необычном члене здешнего общества.

Вот, опираясь на булаву, стоит дружинник в кольчуге. Рядом с ним, прислонившись к декоративной колонне, стоит немецкий рыцарь в броне. Позади них переминается с ноги на ногу нервная женщина лет сорока, одетая в модное в тридцатые годы платье, в руке у нее тоненькая сигарета в перламутровом мундштуке. Чуть поодаль теснятся несколько священников в хмурых подрясниках, стоящий рядом с ними епископ в парадном облачении выглядит как павлин в