постоянно повторяла про себя, как мантру: «Все хорошо, все хорошо». Но ощущение мокрых от страха ладоней мучило меня еще долго.

Все повторилось на втором курсе университета, а потом на четвертом. Тот успокоительный препарат стал рецептурным, и больше никто из врачей мне его почему-то не выписывал. Вместо этого меня пичкали витаминами группы В и гомеопатическими средствами, которые, разумеется, не помогали. В один из вечеров мне стало настолько плохо, что я экстренно прибежала в поликлинику к неврологу с острой болью в шее. Тот невролог занимался еще и мануальной терапией. Я в слезах рассказывала ему о своих симптомах, он молча слушал, а потом встал сзади меня и неожиданно выкрутил мою шею и голову в сторону. Я взвизгнула от испуга, нецензурно выругалась и сразу вспомнила какое-то кино, где мануальный терапевт таким же образом случайно убил пациентку. Пока я приходила в себя от шока, он выкрутил мою голову в другую сторону, а после уложил меня на кушетку и прохрустел всеми моими суставами. В тот вечер мне стало лучше, но, думаю, не от манипуляций доктора, а оттого, что это позволило отвлечься. На следующий день мое состояние резко ухудшилось. У нас шла пара по анестезиологии, когда приступ паники настиг меня с новой силой. В перерыве я со слезами на глазах подошла к преподавательнице и попросила отвести меня к какому-нибудь неврологу. Пожилой врач выслушал и осмотрел меня, поругал за то, что обратилась к мануальному терапевту, и назначил транквилизатор, который за пару дней снял мою тревогу. Через три года все повторилось. Я списалась с подругой-неврологом, описала ей свое состояние и получила рекомендацию обратиться к психотерапевту. «Я же не сумасшедшая», — подумала тогда я и, проигнорировав ее совет, написала коллеге-терапевту, чтобы выпросить рецепт на тот самый транквилизатор. Следующая атака случилась после завершения Всероссийской олимпиады по офтальмологии, которую мы с одногруппниками организовывали на первом году ординатуры. Но начало атаки было совсем не типичным. У меня поднялась температура, я и решила, что заболеваю ОРВИ. Праздновать победу нашей команды я не пошла и попросила моего тогда еще молодого человека встретить меня и отвезти домой. Я сильно напугала его своим состоянием, когда в панике со слезами начала обзванивать знакомых врачей с просьбой порекомендовать мне хорошего невролога. Необходимость посещения психотерапевта я все еще отрицала. Единственное, чем помог мне тот невролог, — это тем, что объяснил механизм возникновения физических симптомов. Спустя год я все же дошла до того, что мне нужна помощь иного характера. По отзывам я выбрала какого-то профессора и стала посещать его сессии, где он обучал меня медитациям, которые мне совсем не подошли и не помогли.

Впрочем, на какое-то время меня все же отпустило. Работа поглотила меня с головой. Летом всегда очень плотная запись, поэтому времени на тревожные мысли просто не оставалось. Проводив одного пациента и изучая расписание, я услышала шум из холла. Голос мужчины был очень громким. Он привел на обследование свою маленькую дочь. Как мне показалось, я не вызвала у него доверия. Он отказывался проходить в кабинет вместе с ребенком, так как был убежден, что она уже взрослая и сама про себя все расскажет. Однако я все-таки настояла на его присутствии. Мужчина представился и, не спросив разрешения, перешел на «ты», чем несколько озадачил меня. С первого курса университета нас приучали к обращению по имени-отчеству, и я не позволяю себе фамильярничать — даже к студенткам, которые работают у нас медсестрами, всегда обращаюсь на «вы». Да, мой учитель был исключением.

В общем, переход на «ты» произошел в одностороннем порядке, потому что на споры времени у меня не было. В результате обследования у его дочери была выявлена близорукость одного глаза и я рекомендовала подбор ночной линзы. После моего подробного рассказа о данном методе коррекции папа девочки доверился мне и принял решение приступить к подбору. Спустя некоторое время я узнала, что этот мужчина является знаменитым в городе психологом, и, когда меня снова накрыла паническая атака, я написала ему с просьбой помочь мне, если это в его компетенции. Он пригласил меня на очную консультацию. На все нормы этики я наплевала. Я понимала, что мне придется открыть душу перед папой своей пациентки, которая, кстати, до сих пор у меня наблюдается.

Меня сразу зацепило то, что решение моей проблемы не ограничили десятью сеансами, как обещал предыдущий специалист, и рассказали про новое для меня направление — гештальт-терапию. После этого у меня не было ни одной панической атаки за три года. А всего лишь нужно было научиться принимать и в полной мере проявлять свои эмоции!

Конечно же, после такого опыта отношение к психотерапии у меня изменилось. Сейчас я считаю ее лучшей инвестицией в себя и свое здоровье. Поэтому не бойтесь обращаться к специалистам, если вам необходима помощь. Кстати, к доказательной психотерапии относится когнитивно-поведенческая терапия. Так что учитывайте это при поиске специалиста.

Возрастная макулодистрофия

В нашем центре на каждом рабочем столе врача стоит компьютер, чтобы вести медицинскую документацию. Перед глазами всегда находится расписание с фамилиями записанных пациентов. Иногда администраторы оставляют для себя или доктора важные комментарии. Как-то раз, в самом начале рабочего дня, один такой комментарий привлек мое внимание. Во-первых, записанной пациентке было 95 лет. Во-вторых, было указано, что пациентку доставит платная скорая помощь на лежачей каталке. Естественно, я с самого утра начала придумывать, как разместить пациентку в кабинете и как ее осмотреть, ведь за большинство офтальмологических приборов нужно садиться.

В назначенное время двери центра открылись и два фельдшера закатили каталку с пожилой женщиной. За ними следовал миниатюрный молодой человек с длинными волосами и в черной одежде. Это был внук пациентки. Я помогла фельдшерам разместить каталку в кабинете и начала опрос. Внук рассказал, что бабушка жалуется на снижение зрения и невозможность смотреть телевизор, а также о том, что несколько лет назад ей прооперировали катаракту на обоих глазах.

Особенность успешной хирургии катаракты в том, что замена помутневшего хрусталика на прозрачный искусственный восстанавливает зрение. Но если операция проведена хорошо, а зрение все равно низкое или продолжает снижаться, значит, причина не только в мутном хрусталике, а еще и в чем-то другом — например, в патологии сетчатки или зрительного нерва. После слов внука пациентки о том, что после операции