Люкер лежал во весь рост на материной огромной кровати из красного дерева и заснул бы, если бы Большая Барбара, распаковывая сумки, не говорила с ним без устали. Стопки ее нижнего белья были уложены ему на грудь и бедра и ожидали распределения в соответствующие ящички. Из спальни Большой Барбары нельзя было насладиться видом: треугольник залива в боковом окне и дом Сэвиджей в заднем. Зато сюда заглядывало утреннее солнце.

Люкер сказал:

– Вы как раз вовремя. Начался прилив. Я подумал, может, тебе придется подождать до завтра.

Свет за окном изменился и стал ярче.

– Нет, – ответила Большая Барбара, – нас разделяла всего какая-то лужица воды, и, я уверена, Ли построила бы плот, чтобы только добраться сюда сегодня вечером.

– Я и не знал, что она так волнуется.

– Она тревожится за Дофина. Надеется, что пребывание здесь поможет ему пережить смерть бедной Мэриэн. И то происшествие на похоронах. Мэри-Скот утешат монахини, а у Дофина есть только мы. А теперь, Люкер, – сказала она, прислонившись к комоду, чтобы разом закрыть два ящика, – я знаю, почему Дофин решил поехать в Бельдам, но мне неизвестно, что заставило тебя вернуться в Алабаму. Насколько помню, Мэриэн Сэвидж не была в числе твоих фаворитов, и, честно говоря, дорогой, в ее любимчиках ты тоже не числился.

– Я использовал похороны как повод, чтобы приехать в Бельдам.

– Но тебе не нужен повод, чтобы приехать в Бельдам. Я много лет умоляла тебя вернуться сюда ко мне и привезти Индию. Даже Дофин и Ли умоляли. Люкер, ты не был в Бельдаме с тех пор, как приезжал с той женщиной в шестьдесят восьмом. И знаешь, что она мне тогда сказала? Она сказала…

– Не хочу знать. Не хочу о ней говорить.

– Эх, если бы я могла убедить себя, что эта женщина мертва! Фотография ее надгробного камня сделает твою мать счастливой, Люкер! Счастливой!

– Нет, она не мертва, она… – Люкер повернул лицо к подушке и зевнул.

Большая Барбара повернула его обратно.

– Люкер! Не говори мне, что виделся с ней!

– Нет. Я не знаю, где она.

– Хорошо, – сказала Большая Барбара, – целого срока в аду не хватит для этой женщины… – Она мстительно сорвала бюстгальтеры с груди Люкера и сунула их в верхний ящик комода. – Хорошо! – снова сказала она. – Все готово. А теперь почему бы тебе не сбегать вниз и не налить мне выпить, и мы пойдем посмотрим, как поживают Дофин и Ли?

– Нет, – ответил Люкер.

– Что нет?

– Нет, я не собираюсь наливать тебе выпить, – ради этого он даже открыл глаза и посмотрел на нее.

– Что ж, – осторожно сказала она, чувствуя что-то неладное, – пойду угощу себя сама. Хочешь чего-нибудь?

– Нет.

– Люкер…

– Барбара, в доме нет спиртного. Я ничего не привез.

– Люкер, я же поставила ящик, он был прямо в прачечной, оставалось просто положить в багажник. Как ты не заметил, не знаю.

– А я заметил. Но специально не взял.

– Что же, – сказала Большая Барбара, – тогда я просто надеюсь, что Дофину хватило ума загрузить его в «Мерседес», я…

– Дофин тоже не взял, – сказал Люкер. – Барбара, в Бельдаме сухой закон по результатам народного голосования.

– Но я не голосовала!

– Не имеет значения. В любом случае большинство выбрало бы запрет.

Большая Барбара села за туалетный столик и теперь разговаривала с отражением сына в зеркале. Люкер сидел на кровати.

– Вот почему ты здесь, – мягко сказала Большая Барбара. – Вот почему ты приехал в Бельдам, не иначе как стать моим хранителем.

– Так точно.

– Мог бы проявить порядочность и сказать мне, Люкер.

– Ты бы попыталась увильнуть.

– Конечно, и ты должен бы был дать мне шанс!

– Нет, – тихо сказал Люкер. – Барбара, у тебя проблемы с алкоголем. И ты не хочешь принимать помощь. Я знаю, что Ли уже разговаривала с тобой, и Лоутон разговаривал с тобой, и если бы Дофин не был так чертовски вежлив, он бы тоже с тобой поговорил. Но ты бы ничего с этим не сделала и каждый вечер приходила бы и наполняла себя выпивкой до пунктирной линии…

Большая Барбара отвернулась от зеркала.

– Люкер, – взмолилась она, – я бы хотела, чтобы ты не…

– Говорю тебе, Барбара, – ответил сын, – из всех возможных личных проблем, с которыми ты можешь заставить иметь дело друзей и семью, алкоголизм – самое скучное. Его не за что рекомендовать. А у тебя все совсем запущенно. Когда ты пьешь, ты начинаешь говорить, и ничто не может заставить тебя заткнуться. Ты говоришь то, чего не следует – кому не следует, и ставишь всех в неловкое положение. И я должен сказать, Барбара, когда ты по уши пьяная, любить тебя очень сложно.

– Значит, – сказала Большая Барбара, – ты привез меня сюда, чтобы волшебным образом исцелить. Ты собираешься снять кожаные ремни с сумок и привязать меня к кровати, а затем убежать с Индией в соседний дом, надеясь, что не услышите моих криков!

– Если понадобится, – Люкер пожал плечами. – Барбара, если продолжишь пить, проживешь еще лет пять, и большую часть этого времени будешь чувствовать себя хуже, чем Мэриэн Сэвидж. Так пить просто неразумно. Даже не знаю, почему ты пьешь.

– Я пью, – отрезала Большая Барбара, – потому что мне нравится.

– Я тоже не прочь выпить, – сказал Люкер, – но иногда отставляю бутылку в сторону до того, как она опустеет. Барбара, ты не пила так, когда мы с Ли были маленькими.