Шрифт:
Закладка:
– Ваш выход, – остановился Андропов. – А мы с Борей тут пока, в запасных…
Кирш кивнул, и храбро зашагал вдоль огородиков. В одном из «дачников» он с удивлением признал генерального секретаря ЦК КПСС. Товарищ Леонид Ильич Брежнев лично подкапывал созревшую морковь. Опершись на лопату, генсек сощурился и щедро улыбнулся.
– А-а! Иван Павлович! Я угадал?
– Он самый, – развел руками полковник, чувствуя себя стесненно.
– Ну, пойдемте, пойдемте… – Брежнев воткнул ширкнувший заступ в землю, и поманил Кирша за собой. – Погутарим! Смотрю, Юра-то сбледнул… Хе-хе… Я ему потом спасибо скажу! Завез сюда, заточил… Переживает, небось?
– Переживает, – подтвердил Иван Павлович.
– Ну, и зря! За столько лет я впервые в отпуске! Вторую неделю уже. Да где там… Третью! Первые дни, конечно, хреново было, а сейчас… Сам засыпаю! И сны вижу! А то наглотаешься этих барабо… барби… Тьфу! Короче, пилюлек – и как в черную яму… И ни спокойной ночи, ни доброго утра… Ох, лучше не вспоминать! А сюда приехал – меня сразу травами всякими. Вставало, как у молодого! Да-а! Ишь, краля…
Навстречу поспешала хорошенькая, но очень серьезная медсестра, ладно обтянутая белым халатиком.
– Леонид Ильич, примите, – велела она, протягивая генеральному две таблетки на ладони и стакан воды. – Нитрозепам. И фенибут.
– Из ваших ручек… – заворковал Брежнев, покорно заглатывая снадобья. Запил, и с поклоном вернул стакан.
Девушка целеустремленно зашагала дальше, вертя юркой попой.
– М-да… – оглянувшись, генеральный спросил вполголоса: – Про медиума – это правда всё? Нет, я знаю, что на вас даже присоски «детектора лжи» лепили, изверги! Просто, по-человечьи интересуюсь…
– Правда, Леонид Ильич, – твердо сказал отставник. – Понимаю всё, самому не верится… – помолчав, он нерешительно задал главный вопрос: – И… как теперь с войной?
– Какой войной? – удивился Брежнев, и сморщил лицо. – А, вы про этот… про Афган? Забудьте! Да если бы я только знал, что она мне всю Олимпиаду испортит… я бы лично всем нашим «ястребам» перья повыщипывал! Вы мне лучше… – он замедлил шаг. – К-хм! Скажите честно: на той кассете, что мне Юра крутил, всё, до последнего слова? Или медиум еще что-то говорил?
– Говорил, – вытолкнул Кирш.
Леонид Ильич повернулся к нему, и взялся за пуговицу.
– Когда я умру? «В восьмидесятых» – это как-то… Расплывчато. А точнее? Только честно и прямо, без сюсюканья!
– Через три года… но это как раз не точно! Похоже…
– Ну?!
– Похоже, товарищ Брежнев, вам… «помогли». Могут… хм… «помочь».
– Если смогут! – вознес генсек толстый палец. – Ладно, поживем еще! Ну, пошли, пошли, Иван Павлович, побалакаем…
И два деда медленно зашагали по дорожке, шурша гравием и топча опавшие листья.
Понедельник, 29 октября. Ближе к вечеру
Липовцы, улица Ленина
Тренировка давно закончилась, уже и спортзал успел проветриться. За огромными окнами синели сумерки, набирая все больше черноты.
Мишка Тенин, мрачный, как небо над Липовцами, убрел домой полчаса назад, бросая на меня ревнивые взгляды. Ему в армию скоро, повестку ждет… Неужто узнал про нас с Томой?
Хотя что там узнавать? Ну, до дому провожал… Иногда, правда, вкругаля. Мы нарочно выискивали окольные пути, чтобы дольше побыть вместе… Но избегали свиданий и прогулок под луной – я берег честь дамы. Конечно, времена сейчас не те, чтобы склонять за «аморалку», но Липовцы – та же деревня. Узнают про «связь с несовершеннолетним», начнутся пересуды, косые взгляды… Не дай бог, до мамы дойдет! От ее крика не то, что ОТиЗ – всё шахтоуправление прижухнет!
Дальше поцелуев у нас не заходило, однако я все чаще различал в Тамаре нетерпеливое согласие… Или это мое воображение шалило?..
– Привет!
Мысли – вон, переживания – в отстой. Грядет моя красавица…
– Привет…
Девушка чмокнула меня прямо в розовый шрам на щеке. По спине аж холодок сквозанул. По потной спине…
– Что, перезанимался? – Тома по-своему поняла мою досадливую гримаску.
– Да нет… Опять мокрый весь!
– А душ на что? – соболиная бровка изогнулась в недоумении.
– ХВС есть, а ГВС – йок, – забрюзжал я. – Второй день чинят…
– А у нас работает! – обрадованно воскликнула девушка. – Пошли к нам!
– Э-э… – замялся я, и промямлил: – Не уверен, что готов к сеансу стриптиза…
– Ты что, стесняешься? – хихикнула Тамара. – Да все ушли давно! Слушай, а сколько тебе? – заинтересовалась она. – Ты мне так и не сказал!
– И не скажу, – буркнул я.
Девушка прыснула в ладошку.
– Пойдем…
Вороша взбаламученные мысли, я заглянул в мужскую раздевалку. Ох, и пахнет духом человечьим…
Схватил вещи в охапку, и метнулся на женскую половину. Здешнее амбрэ куда приятней.
– Точно никого? – подал голос.
– Точно, точно! – ответила Царева из-за крашеных шкафчиков.
Со стороны душевой накатывало влажное тепло и звонко падали капли. Я быстро расшнуровал борцовки, и скинул их – сухой кафель не холодил. Торопясь, суетливо стянул шорты, бросил их на скамью, туда же упала изрядно повлажневшая самбовка.
Миокард мой, подстегнутый гормонами, вовсю качал кровь. Я облизал губы – давно у меня не было женщины…
Кулаки сжались, а скулы свело из-за неистового желания. Чертовы шкафчики заслоняли Тамару, но я очень четко, ярко, выпукло представлял себе, как она – «без ничего!» – томно потягивается, стягивая в «хвост» распущенные волосы… Ее груди упруго и дерзко противятся земной тяге, стройные бедра изгибаются дразняще и гибко, а губы вздрагивают в стыдливой улыбке…
Коротко выдохнув, я расцепил пальцы, и уныло побрел в душ, шлепая босыми ногами. Рано еще, очень рано…
* * *
На улице успело стемнеть, а стылый воздух забирался под куртку, словно желая согреться. Голые деревья в сквере сучили ветками, клонясь под порывами до сильного. Но мне было тепло.
Мы шагали в ногу – мой тупоносый ботинок и Томин изящный сапожок ступали рядом. Вот и знакомый дом.
– Мне пятнадцать, – признался я. – С половиной.
Девушка легонько прижалась к моему плечу.
– Моему отцу в сорок третьем четырнадцать было, – заговорила она. – Дед на фронте, а он один всю семью содержал – и мать, и бабушку, и сестренок. Работал на заводе, иногда с утра и до вечера, без продыху. И кто он? Подросток или мужчина? А ты… Мне с тобой хорошо! – радостный смех растаял в воздухе легким заворотом пара. – Пока!
Вторник, 30 октября. День
Липовцы, улица Комсомольская
– Тебе сегодня на секцию? – мама накинула на плечи синюю «почтарскую» куртку.
– Не, завтра.
– Тогда поможешь мне газеты разнести!
– Пошли, – с готовностью кивнул я.
Мамины руки разделили тяжелую кипу корреспонденции на две.
– Тут все по Комсомольской.
– Давай…
Одевшись, я подхватил увесистую пачку газет,
